Нынче Гранин, с его настоящим писательским словом, вернул от нового к старому. Но одновременно послужил толчком, чтобы по-иному взглянуть, обдумать новое.
Два года назад читала Гете и о Гете. Старый Гете, в разговорах с Эккерманом, предстает натурой, внимательной к внешнему объективному миру. Его раздражают люди, углубляющиеся в жизнь своего «я». В то же время молодой Гете, тот, каким он является читателю в автобиографии «Поэзия и правда», точно так же углублялся в свой внутренний мир, как и те, кого он не принимал позже.
Может быть, такое развитие отчасти закономерно: первоначальная внутренняя нравственная работа затем, чтобы с тем большим вниманием и уже имеющейся подготовкой обратиться к внешней реальности?
Говорят: не судите по себе. А по кому же нам еще судить? Так или иначе каждый из нас примеряет на себя. Другое дело, сколько мы умеем, способны захватить в себя окружающего, ближнего и дальнего.
Тогда… Тогда это новое, расширившийся угол зрения, новые люди, новые проблемы — продолжение старой работы. Понять. Через них тоже понять. С новой стороны понять. Пусть пока информация. Впереди тот поразительный момент диалектики, когда количество начнет оборачиваться качеством.
День девятнадцатый. Один молодой научный сотрудник сказал, прислушавшись в кают-компании к Пакиному голосу: «Хорошо бы выработать такой начальственный тембр, такие значительные интонации, такую весомую медленность. Интересно, он с женой тоже так говорит?» А неправда. Есть значительность. Пакины слова действительно весят, но не оттого, что он старается, а от веса заключенных в них мыслей и фактов. И ни грана начальственности.
Шел дождь. Мы никак не могли найти места на палубе, где бы нам не лило за шиворот. Пака сказал: «Мои ребята начинают уставать». — «В чем это выражается?» — «Раньше работа сопровождалась травлей, теперь они замолчали». Его отряд прибыл во Владивосток за месяц до начала экспедиции, и все-таки времени на наладку оборудования не хватило. Они вернулись из предыдущей экспедиции в мае, в июле прибыли контейнеры со всей аппаратурой, дальше пошли отпуска, а на ноябрь уже был назначен новый рейс. Двое устали до такой степени, что попали в больницу с расстройством нервной системы. Сейчас они снова все вместе. «Я считаю самой большой удачей, что удалось сплотить этих ребят, что есть коллектив, на который можно опереться. Они понимают меня, я — их, и это счастье. Потому что когда возникает непонимание, начинаются разногласия, хоть бросайся головой в кильватерный поток».
Пака показал свое новое детище, которое придумал вслед за термотралом, — гидротрал. На деревянном щите раскинулось черное гладкокожее чудовище, этакая гигантская змея, — кабель с торчащими там и сям отростками (датчиками). «Вы ведь уже применяли свой гидротрал в предыдущем рейсе, чем же отличается этот рейс?» — «Тем, что там у нас все затекало, а здесь еще ничего не затекло». Шутка. («Затекает» — это когда в кабеле или приборе обнаруживается крохотная дырочка, туда попадает вода, и все пропало, эксперимент пошел насмарку).
Пака «макает» свои приборы четвертый год. Его занимает турбулентность не как физическое явление само по себе, а как механизм перемешивания воды в океане. Если в этом рейсе он получит результаты, на которые рассчитывает, они будут уникальны. «Надо обладать фантазией и способностью отбросить общепринятое, общеупотребимое. И еще — ставить перед собой невыполнимые задачи, тогда можно чего-то добиться».
На столе в его каюте томик Хемингуэя на английском. Любимый рассказ — «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера». Он читает его, желая «вобрать в себя», как он выразился, чтобы почувствовать язык. Хочет купить в Австралии дротик. «Зачем?» — «Научусь метать». — «Зачем?» — «Низачем. Приятно уметь многие вещи».
Слева по борту и сзади у нас Филиппинские острова. В бинокль видны силуэты пальм. Мы ушли из Филиппинской впадины, не проведя работ, которые намечались по плану, потому что туда подошел тот самый циклон, о котором предупреждал нас американский Центр погоды флота. Мы хотели пройти в море Сулавеси и переждать там тайфун, чтобы затем все-таки «сбегать» во впадину. Но пока остались в Филиппинском море, так как циклон остановился и не распространяется дальше. Играем с ним в салочки.
День двадцатый. Пришла радиограмма из Австралии от профессора Радока, который собирался плыть с нами в Коломбо. Он сообщает, что его участие в экспедиции сомнительно (ведь мы задержались с отплытием), но что девяти советским ученым заказаны билеты на самолет в Аделаиду, где должен состояться советско-австралийский научный симпозиум.