А зрелище и в самом деле было отменное. Под звуки каких-то тарахтящих, звенящих и стонущих предметов выскочили абсолютно, с пяток до лба, черные черти, в юбках из расплетенного сизаля. То же было навешано на бицепсы и щиколотки, на лбу рога из поролона. Лиц не узнать — все замазано. Вышел Нептун, он же гидрограф Дмитрий Владимирович Осипов, в ластах и в зеленой морской сети, с бородой тоже из сизаля, за ним Наяда и Русалка в бикини и париках. Аллочка Волкова из отряда математической обработки в длинной тельняшке, с трубкой в зубах, изображала Виночерпия. В качестве ее помощника выступал серьезный, почти грустный Юра Миропольский. Звездочет — гидрооптик, кандидат географических наук Владимир Павлов в колпаке и восхитительных карминных штанах из марли. Вообще куча всякого костюмированного народа. Капитан в белых шортах, белой рубашке, белых гольфах и белой фуражке — сама элегантность.
Выкликнули первого для свершения обряда крещения. Что с ним сделали! Сорвали тренировочный костюм, измазали всего, намылили голову страшной серой пеной, это Брадобрей постарался, и запустили в «чистилище» — длинную брезентовую трубу, испачканную внутри плохо смывающейся жирной грязью. Оттуда он уже попал в купель — деревянное сооружение, выстланное брезентом, куда была налита вода. После купели ему поднесли черпак питья. Кажется, он с удовольствием выпил. Следующий!
Четвертой была Наташа. Она пошла совершенно белая и, чувствовалось, на ватных ногах. Ее встретил Пират в тельняшке и Старший черт. Тут же от ее светлой одежды остались лишь отдельные мелкомасштабные (турбулентный термин) следы, все остальное исчезло под слоем мазута, графита и еще черт знает чего. Ее поставили на колени перед Нептуном, а затем поволокли к бассейну. Вид у нее был самый разнесчастный.
Я шла под номером одиннадцатым. Потом ребята говорили, что черти обошлись со мной достаточно нежно. Не знаю. Помню только, что в их среде сейчас же начались разногласия: одни были за самое суровое крещение, другие — против. Тем не менее поднесли чарку горького питья (злой океанской воды) и намылили голову все той же серой пеной, а потом повели под белы руки — то есть они уже перестали быть белы, а после всех чертовских объятий стали черны — в купель. Бросили довольно ласково: обижаться не могу. Вышла, велят пить вино, а оно не пьется. Догадалась, стала проливать на себя, какая уж разница.
Зато после стало легко и весело, камень с души свалился, а когда отмылась в ду́ше — еще и чисто, поистине купель прошла…
День двадцать восьмой. Днем был объявлен аврал. Старпом приподнято по спикеру: «Аврал! Всем, свободным от вахт и работы, выйти на шлюпочную палубу!» Очень захотелось выйти, но у меня как раз метеорологическая вахта. Должно быть, процент энтузиазма невелик, потому что через десять минут он повторил свой призыв, и печаль в его голосе была смешана с укоризной. Поторопилась с измерениями, чтобы не огорчить старпома. Кто в шортах и кедах, кто в плавках и вьетнамках, кто в купальниках и бахилах обливали друг друга из шлангов. А в перерывах между этими увлекательными занятиями окатывали и палубу тоже. Через полминуты и я была мокрая с головы до ног. С тем большим рвением схватила швабру и присоединилась к тем, кто все-таки тер доски — это называется драить палубу. Аврал объявляется всякий раз перед заходом в иностранный порт. Тогда кончаются праздники (как говорят у нас о работе) и начинаются будни. Насмеявшись, напрыгавшись, наобливавшись, пошли в душ. Аврал — это хорошо.
Мы в море Банда, то есть уже не в Тихом, а в Индийском океане.
День двадцать девятый. Медленно-медленно идем заливом Бигль в бухту Порт-Дарвин. Светло-зеленая вода и совершенно иное небо, чем в океане, — земное небо. Более плотное, более близкое, что ли. Ночью стояла на вахте. Штурман Юра Мамаев, мой большой приятель, позвал к локатору: «Идите взгляните, вы будете первым человеком на судне, увидевшим Австралию». Светлый лучик, как на фотопленке, проявлял очертания австралийского берега. Слева по борту мигал «живой» австралийский маяк.
Утром на борту судна появился австралийский лоцман. Пришли. Несколько человек на пирсе, несколько машин, яркая зелень, голубое небо, жарко. Ничего особенного, задворки обыкновенной заграницы. Явились австралийские таможенники — высокие, хорошо сложенные молодцы. Больше никаких новостей. Скоро закончат оформление документов, и нас выпустят в город. Завтра в шесть утра придет машина, и восемь советских ученых полетят в Аделаиду. Девятое место любезно предоставлено корреспонденту.