Падорин торопился, каждый порыв ветра заставлял его ускорять шаги. Иногда ему слышались тревожные гудки ледокола, он вздрагивал и останавливался. Но это стонал ветер.
Остановившись передохнуть то ли на втором, то ли на третьем километре, он услышал позади себя шаги, хрустящие на морозном снегу.
Падорин обрадовался спутнику.
— Товари-ищ! — позвал он, стараясь перекричать ветер. — Эй, товари-ищ!
Прохожий подошел. Это был высокий бородатый старик с собакой на поводке, осыпанный, словно мельник мукой, мельчайшей снежной пылью. Бороду и усы покрывала ледяная корка. Он казался Саше героем какой-то забытой сказки.
— Далеко ли идете?
— В Титовку.
— Попутчики, вместе идем, — сказал Саша и подумал: «Хорошо, у меня ни бороды, ни усов».
Старик поднял руку: согласен, дескать, и зашагал дальше. Но рядом с ним Падорин не мог удержаться.
В сапогах старику двигаться было куда легче. И собака тянула своего хозяина, он едва успевал вытаскивать ноги из снега.
Падорин сразу отстал на добрые полста метров. Поднатужившись, он с трудом держался на этой дистанции. Но сил хватило ненадолго, и Саша почувствовал, что больше идти не может. Опять пришлось звать попутчика.
Старик остановился.
— Устал, — взмолился, подойдя, Падорин.
— На седьмом километре отдыхать, как раз полпути, — ответил попутчик сердито. — Печенка, што ль, у тебя слаба, за стариком не угонишься?
С проклятиями выдергивая валенки из сугробов, Саша потащился дальше. Сейчас главной движущей силой была мысль о близком отдыхе.
«Забраться бы в барак, раздеться… отдохнуть, а потом чаю: два-три стакана самого крепкого… Камелек докрасна раскалю», — мечтал Падорин, борясь за каждый шаг.
Наконец показались темные тени жилых построек с веселыми огоньками окон. Где-то совсем близко залаяли собаки.
К удивлению Саши, старик, оставив в стороне свет и тепло, направился к берегу. Там, покрытые снегом, зимовали большие баржи, опрокинутые вверх дном.
Призывно махнув Падорину рукой, попутчик с неожиданной резвостью заполз под ближайшую баржу, уложил собаку, лег сам, удобно пристроив голову на мохнатом ее брюхе.
Все еще не веря своим глазам, Падорин подошел к барже.
— Батя, разве здесь отдохнешь? — став на четвереньки, обиженно сказал он. — Пойдемте в барак. Если это шутка…
— Шутка? — удивился попутчик, подняв голову. — Ложитесь рядом. Ежели теперь в барак — дальше нам ходу не будет, разомлеем в тепле, и все тут.
— Ноги поднять не могу, — взмолился Падорин, — как чужие стали…
Голоса разговаривавших гудели под деревянными сводами, словно в пустой бочке.
— Ежели вам не к спеху, молодой человек, идите в барак, а у меня в полночь бригады сменяются, — ответил старик и отвернулся.
Саша не сразу отрешился от мысли отдохнуть в тепле. Постояв в неудобной позе, совсем не убежденный, он покорно влез под баржу, улегся рядом со стариком. Попутчика Падорину терять не хотелось. Положив голову на твердый валун, он погрузился в невеселые мысли.
Яростный порыв ветра ударил по барже, бросил на лежавших людей холодное облако мелкого сухого снега. Под напором ветра деревянный свод зашатался. Гулко заплакал, застонал ветер в деревянной обшивке.
Прислушиваясь к завываниям ветра, Падорин тяжело вздохнул.
Как он мог так глупо ревновать Татьянку? Откуда это взялось? Саша старался вспомнить все до мельчайших подробностей. «Толстомясый циник Снегирев виноват», — со стыдом думал он.
— Эх, если бы не ветер… Сидел бы сейчас в теплой комнате и Татьянку обнимал, — закончил вслух он свои мысли.
— Молодой человек, — тотчас отозвался старик, — разве умные люди в валенках по такому снегу ходят? А позвольте спросить, что, собственно говоря, заставило вас пуститься в столь трудный путь? — В голосе старика слышались иронические нотки.
— Я моряк, батя, — с достоинством ответил Падорин. — А моряки свой корабль в беде не оставляют. Не положено.
— Гм… похвально. А какая беда стряслась, если сие не тайна, с вашим кораблем?
Саша не сразу ответил.
— Видите ли, я помощник капитана на ледоколе «Богатырь». Ледокол недалеко от Титовки стоит, во льду. Заведую электронавигационными приборами… Поднялся ветер, корабль должен быть в готовности, а я… Словом, без меня приборы не будут работать.
— Тогда, молодой человек, надо торопиться, — забеспокоился старик. — Не однажды случалось, в одночасье лед взламывало. Я в этих местах всю свою жизнь прожил, знаю.
— А вы, батя, по какому делу спешите?
— Я табельщиком работаю, в Александровске у сына гостил. В полночь мои ребята в смену заступят, уголек грузить, так вот… Одним словом, опоздать мне никак нельзя… Не положено, — ухмыляясь, добавил старик.