Жизнь научного судна — жизнь НИИ, с его обычной работой в отделах, лабораториях, с его экспериментами и исследованиями. Только это идеальный вариант НИИ, когда быт вплотную приближен к службе. По выражению Озмидова: «Не тратишь деньги и время на трамвай». А также ни на какие домашние хлопоты. Буфетчицы, номерные: как в доме отдыха. Идеальный вариант НИИ еще и потому, что незамедлительно выясняется главное. Кто его научные сотрудники. Кто чего стоит. И в первую очередь энтузиасты ли они науки об океане, поглощенные профессией, которую выбрали, или, извините, «сачки» (с повышением оклада их начинают называть «жизнелюбами»). Кто-то рассказывал про стадии научной работы: первая — шумиха, вторая — неразбериха, третья — поиски виновных, четвертая — наказание невиновных, пятая — поощрение неучаствовавших. Пока что вижу участвующих, и они мне нравятся.
День тридцать седьмой. Сегодня в девять утра Пака начал ставить линию. В одиннадцать они закончили постановку и включили аппаратуру.
В начале десятого вечера: «Все. Жарят рыбу. Меня прогнали спать». — «Все в порядке? А линию вынули?» — «Я же говорю, жарят рыбу». Значит, удача.
То, чем занимается Пака и как занимается, вызывает на судне целый спектр эмоций: от поддержки до раздражения. Юра Миропольский сказал мне: «Он придумывает один прибор, не доводит его до конца, бросает, берется за другой, и все рейсы, таким образом, получаются наладочными, вместо того чтобы быть результативными. По мне, кстати, нет ничего лучше старого надежного фототермометра. А Пака думает, что изобретет наконец совершенный прибор и тогда-то будет праздник. Но пока что все пользуются его результатами, защищают диссертации, а он все ищет».
Ага, результаты, следовательно, есть.
Сделаю просто. Изложу все Паке. Послушаю, что он ответит.
День тридцать восьмой. Пака выслушал меня и сказал, медленно и спокойно, как он всегда говорит, без малейшей тени уязвленного самолюбия: «Старыми приборами, безусловно, можно мерить. Но они не откроют нам перемешивания воды в океане. А мы должны придумать что-то, что откроет нам этот механизм». Помолчал и добавил: «Я привык работать на пределе надежности, это нередко вызывает нарекания. Но если работать только стандартными методами, происходит лишь накопление информации, а меня интересует эксперимент, который может дать качественно новые сведения. Иногда один лишний датчик может повернуть по-новому всю картину, а его отсутствие оставляет слишком большое пространство для гаданий».
Итак, есть физики-теоретики, которые считают, что Пака занимается не своим делом. Но есть и инженеры, которые так считают. Они, специалисты, придумывают приборы, опробывают их. Зачем физику лезть в область их забот? Сейчас группа руководства решила (по настоянию Паки) провести ряд метрологических работ. Их суть в выборе наиболее оптимальных датчиков и проверке их с тем, чтобы в каждом эксперименте мог быть использован лучший набор. Володя Воробьев: «Пака хочет в несколько дней, без всякой, в сущности, базы сделать то, на что в Ленинграде целый специальный институт потратил бы месяцы, да еще взял бы за эту работу миллиона три». Волюнтаризм?
Проблема, исполненная диалектики. Говорят, наше время не для Леонардо да Винчи. Человеческая деятельность все более дробится на отдельные участки, и каждый такой участок требует все более углубленных знаний и умений. Но появляется человек, который берется за все, ну не за все, так за многое. Имеет ли он на это право? Что должно ожидать его, успех или неудача? Правы те, кто смотрит на его занятия скептически, понимая и принимая требования века относительно специализации, или те, кто верит в успех именно благодаря широте захвата?
Было бы легко взглянуть на эту проблему лет через пять — десять, когда страсти улягутся, а научные результаты скажут сами за себя. Я не имею сейчас перед собой этих пятидесяти лет, а результат в науке — часто вещь спорная. Что касается моего личного отношения, я поверила в Паку с самого начала, когда и приборы, которые он «макал», «затекали», и эксперимент не клеился. Существует такая вещь, как психологический склад человека. Так вот этот склад мне глубоко симпатичен. Целеустремленность, убежденность, самообладание, воля, точное мышление. В своих распоряжениях он краток, в своих требованиях четок, при этом он ни разу не повысил голоса, не изменил своей корректной манере.