Я вовсе не хочу представить такую картину: новатор Пака и консерваторы все остальные. Вовсе нет. Мало того, что «остальные» — очень симпатичные люди. Они, судя по всему, хорошие инженеры, с массой идей, умеющие их воплотить и воплощающие их. Конфликт — иной окраски. Слова «соревнование» и «ревность» имеют один корень — не случайность! Как должен решаться этот конфликт, я не знаю. Может быть, он из вечных? Больше того, может быть, он и не должен решаться, естественно, до тех пор, пока творческая ревность остается в пределах равноправного состязания, а не переходит в систему административно-бюрократических мер…
День сороковой. Идем к экватору. На море штиль, в гладкой, как на озере, воде отражаются белые каравеллы облаков. Вчера была узкая, прерывистая лунная дорожка. Говорят, это к счастью. А позавчера впервые в жизни увидела зеленый луч. В самую последнюю секунду, перед тем как скрыться большому золотому солнцу, возникает на его верхней окраине маленькое зеленое солнце. Оно испускает луч, и тотчас все кончается. А небо сумасшедше красивое: зеленое, аквамариновое, голубое, розовое, жемчужное.
День сорок первый. На НТС докладывал Владимир Шевцов из Дальневосточного отделения, начальник отряда акустики, об аппаратуре своего отряда. Его не просто закидали — забили вопросами. Сколько раз я видела обратную картину: пустобрех, незнайка, а глянет самоуверенно, скажет красно — и его верх. Этот же растерянно улыбнулся, пожал плечами — и его уже не стало. У грифельной доски в кают-компании стояла Жанна д’Арк, с мучительной улыбкой, с гримасой одновременно жалкой, потерянной и — героической. Сдается мне, что он вовсе не слабый работник. Во всяком случае, у него лицо одержимого изобретателя.
Расспрашивала Паку о Шевцове. Пака сказал: «Придрались к нему. Шевцов — специалист в своем деле, он должен был сказать: вот что мы умеем и можем, хотите воспользоваться — воспользуйтесь». У него своя наука, он занимается ею, и хорошо занимается. Заставлять его целиком работать на нас, перестраивать его приборы специально для наших целей, как прозвучало на НТС, все равно что стрелять из пушки по воробьям».
День сорок четвертый. После полудня произошла торжественная встреча с «Академиком Вернадским». Это судно, приписанное к Севастопольскому Гидрофизину (гидрофизическому институту) и вышедшее из Владивостокского порта чуть раньше нас. Какая радость — встретить в океане живую душу! «Вернадские» прислали за нами ботик, и человек двенадцать отправились в гости. Это я понимаю: настоящие гости, не то что перейти из каюты в каюту. Узнавала прежних знакомцев: начальник экспедиции Николай Пантелеев сбрил баки, Николай Тимофеев — бороду и усы, двое, напротив, отрастили бороды. Один Толя Парамонов остался похожим на самого себя.
Озмидов и Пантелеев сидели больше часа, рисовали галсы, буи, считали часы совместных работ. В это время на корме шлюпочной палубы Коля Корчашкин и радист Толя Новиков играли в волейбол с «вернадскими». Мяч привязан за тонкую леску к мачте, так что, когда он попадает в «аут», он не вылетает в океан, а остается на судне. Наши проиграли 2 : 1. Толя Новиков подвернул ногу, оказалось, трещина. Врач Игорь Баранник наложил ему гипс. Кажется, это его первый больной. Правда, на днях шесть человек отравились вяленой корифеной, а подшкипер особенно жестоко — Игорь его спасал.
Очень вкусно кормили в гостях: свежими помидорами, огурцами и всякой зеленью — все только что из Сингапура, куда они на днях заходили. А мы свежей зелени не видели давным-давно. На прощание нам с Наташей подарили по ананасу.
Вечером они были у нас с ответным визитом. Собственно, мы просто забрали их с собой, когда возвращались на ботике. Ночь, опять же луна, легкое волнение на море, легкий шум в голове — какие легкие, счастливые минуты!
Собрались у нас в конференц-зале, накрыли длинный стол, кто-то засмеялся: «Надо время от времени запрашивать: где мы, на «Вернадском» или на «Менделееве»…»
Все точно такое же — расположение помещений, сами помещения.
Снова играли на гитаре — Пака, наш капитан, Герман с «Вернадского». Герман со своим приятелем, Володей Денкманом, пели прекрасно, видно было, что их дуэт прошел через много экспедиций. Пиратские, одесские песни, опять же Городницкий. Эта добрая, чуть-чуть грешащая вкусом сентиментальная романтика необходима тут. Павлов сказал мне: «Мы вот здесь поем, и быт у нас, сама знаешь, и работы всякой достает, а если бы мы не любили моря, ничего этого не нужно было бы и ничего бы и не было».
Что-то около самого важного. А то, что я сама думаю, и вовсе около. Но может быть, в этом деле, в отличие от их науки, и нужно около. А начнешь облекать в слова, и выйдет или велеречиво или банально.