День сорок восьмой. В жизни на корабле есть некая сгущенность времени. Или время на корабле набито жизнью до отказа. Не знаю, как вернее сказать. То, на что у человека на суше ушли бы месяцы, здесь протекает едва ли не в дни. Я имею в виду и человеческие отношения тоже. Их смену, их углубление или мельчание. Ничего нельзя сказать об этой жизни со стороны, нужно жить ею, только тогда тебе что-то откроется. Думаю о тех, кто остался дома, о радиограммах, которые мы шлем им, а они нам, о том, что происходит тут. Верная ли это жизнь? Впрочем, вопрос поставлен по-детски, а как его поставить по-взрослому, не знаю.
День сорок девятый. С утра нет солнца, по-научному «конвекция», и оттого невесело. Ребята из ОКБ ОТ поймали и подарили мне акулу. То есть плавники, хвост и челюсть — остальное выбросили. Вчера же поймали сачком большую черепаху. Все фотографировались вместе с ней.
Помогала Володе Павлову записывать отсчеты его оптического прибора. Володя измеряет им прозрачность воды на разных глубинах.
«Первый отсчет!»
«418».
«Хорошо, дальше».
«412».
«Так. Что ты делала весь день?»
«416. Уже не помню всего».
«Второй отсчет. Я видел тебя, когда ты шла в свою лабораторию».
«А… 406».
Но все это уже придумано Чеховым в финале «Чайки».
День пятидесятый. Вчера прощались с «Вернадским». Несколько суток работали то борт о борт, то расходясь, то снова сходясь. Такая тесная дружба завязалась, что решили впредь именоваться «Академик Менделеев и Дмитрий Вернадский».
Первый раз на вахте было страшно. Перед рассветом ветер свистел в мачтах, черные рваные тучи неслись с дождем, вместо луны изредка взглядывало на океан желтое мутное пятно. На пеленгаторной палубе бился приспущенный темный знак гидрографических работ, который я поначалу приняла за большую птицу. Одна, каждый звук вызывал предощущение неизвестной беды…
День пятьдесят пятый. И снова: «Внимание! Через семнадцать минут судно ляжет в дрейф левым бортом на ветер. Можно будет начинать работы. Дежурный — Олег Фионов». Мне уже кажется, вечный дежурный Олег Фионов.
И все, и остался позади Цейлон. Четыре счастливых дня на Цейлоне. Что было? Было солнце, поджаривающее Коломбо, чтобы его жители не теряли своего цвета спелой маслины; женщины в сари с прекрасными зубами и глазами, с осанкой королев и походкой кинозвезд; мужчины в саронгах, поджарые, узкобедрые, часто с особенными лицами, в которых читались мудрость и спокойствие; буддийские монахи в оранжевых тогах, обязательно с обнаженным правым плечом и бритыми головами; полицейские в бутылочного цвета шортах и мундирах, в шляпах с кокетливо загнутыми полями; запах сандалового дерева, исходящий от дымящихся ароматических палочек; крики продавцов бананов, ананасов, кокосовых орехов, плодов хлебного дерева, манго, а еще всякой рыбы, а еще всяких овощей, и поделок, и утвари, и всего, чем богата Петта — район мелких лавочников и ремесленников; яркие разноцветные кусочки ткани в воздухе над набережной океана, подобие наших воздушных змеев; удивительное представление слонов в зоопарке и весь зоопарк с его змеями, обезьянами, тиграми — все свежее, новое, не траченное молью; ботанический сад в городке Компа, чуть поодаль от Коломбо, гулянье там, среди эвкалиптов, бамбуков, пальм, и царица цветов — орхидея в маленькой оранжерее (в оранжерее, потому что зима, февраль, всего 26 в тени); купанье на пляже в Маунт-Лавинья — гладкий белый песок и веселая зеленая океанская вода; покупка знаменитого цейлонского синего сапфира в ювелирном магазине Премадасы; стоянка на «бочке» в порту меж египетской «Аль-Муртазы», греческого «Филоксета», «Мальдив либерти» и прочих судов со всего света; ночные звезды и ночные огни над блестящей водой порта Коломбо… Чего только не было!
Перед поездкой читала Бунина: «Дорога из Коломбо вдоль океана идет в густых кокосовых лесах. Слева, в их тенистой глубине, испещренной солнечным светом, под высоким навесом перистых метелок-верхушек, разбросаны сингалезские хижины, полускрытые бледно-зелеными лопастями бананов, такие низенькие по сравнению с окружающим их тропическим лесом. Справа, среди высоких и тонких, в разные стороны и причудливо изогнутых темнокольчатых стволов, стелются глубокие шелковистые пески, блещет золото, жаркое зеркало водной глади и стоят на ней грубые паруса первобытных пирог, утлых сигарообразных дубков. На песках, в райской наготе, валяются кофейные тела черноволосых подростков».