Через какое-то время мы как будто вырвались из зачарованного города. Стали попадаться прохожие. Встретилась женщина, закутанная в черный шелк с ног до головы, но с открытым лицом, впрочем, лицо и шелк почти сливались, светились лишь зубы за большими, чуть раскрытыми губами да белки глаз. На перекрестке, через который почти не проезжали машины, стояла очаровательная полицейская в мини-юбке, с массой черных косиц на голове. А впереди, за большим зеленым полем, — ну и ну! — ряд домов, новостроек знакомого типа, занзибарские Черемушки! Может быть, жителей просто переселили из старых кварталов, старых квартир в новые? А в тех домах, где жизнь еще как-то теплилась, остались те, кого что-то не удовлетворяет: нет телефона или ванной или район не устраивал…
Занзибар был Занзибар. Сам по себе, ни на что, прежде виденное, не похожий. Но в то же время разъятый, расфасованный на такие вот странные ассоциации. Полагаю, именно поскольку он совершенно непонятен пока (хочется думать, что пока), услужливое воображение — или соображение? — подсказывает то, что может если не объяснить, то сделать более привычным непривычное.
Как же разгадать ее, эту загадку Занзибара?
День семидесятый. Что делает человек, уезжавший за много тысяч миль от родного дома, попав на другой континент, в одну из самых экзотических стран? Идет на берег океана, снимает с себя одежду, надевает купальный костюм и плавает час, два, сколько можно, пока не пора возвращаться на корабль из увольнения.
Плаваю в маске, лежу, опустив голову в прозрачную воду, и рассматриваю дно. Песок, водоросли, затонувший остов какой-то железной посудины, обросший кораллами. Между ржавыми перекладинами стоят или мелькают небольшие коралловые рыбки. Прямо перед носом в маске вертится крохотная желтая с черными поперечными полосками рыбешка-игрушка. Всякий раз, как она появляется в поле зрения, делаю инстинктивное движение руками — все-то нам хочется схватить яркую вещь, как детям. На дне лежат роскошные темные шары с распустившимися во все стороны длинными иглами. Подзываю одного из Володей, показываю ему. Он поднимается на поверхность, приглашая и меня, снимает маску: «Будь осторожна, не наступи, это очень ядовитые ежи». Зато чуть поодаль пятиугольная красавица с алыми пятнышками на рожках — морская звезда. Володя уже достал четыре штуки, это пятая. Все хороши, и нет ни одной похожей по цвету.
Мы отдыхаем, лежа на островке белоснежного песка посреди каменной гряды. Камень плоский и дыбом, с расщелинами, в которых ползают маленькие и большие крабы. Солнце сушит наши тела, забирая лишнюю воду. Приятно лежать, приятно встать и пойти по раскаленному темно-серому камню вниз, раскинув руки, ощущая свое тело легким и новым, и снова войти в воду и поплыть.
Бывают же такие минуты, а тут даже часы, когда пьешь жизнь, как вино, полными глотками: утоляя жажду, со вкусом, с наслаждением, хмелея и не хмелея.
Занзибар? Пусть будет Занзибар.
День семьдесят первый. На театре существует теория «чистого листа». Суть теории: впечатление должно ложиться на душу актера, режиссера, не обремененную предыдущим знанием, как на чистый лист. Всегда казалось, что в этой теории есть спекулятивный момент, оправдывающий невежество, неинтеллигентность, нежелание работать серьезно, с книгой в руках.
Занзибар лег на «чистый лист», как наскальный рисунок ложится на камень. Впечатление врезалось особенно сильно именно потому, что в основании его лежала загадка. А разгадать ее оказалось несложно. Советский консул дал объяснение.
Действительно, из старых кварталов людей переселяют в «Новые Черемушки», благоустроенные, с удобствами, очень дешевые: нужно платить всего 45 шиллингов в месяц за свет и воду, это гроши.
Сначала были казусы. Семье предоставляют квартиру из нескольких комнат, а они все забиваются в одну комнату, а в остальных… размещают скот, на каком бы этаже квартира ни находилась. Проблема, которую не предусмотрели. Введена карточная система, но по карточкам можно получить и продукты, и ткани, и другие предметы необходимости в количестве вполне достаточном. Рис раздают бесплатно. Школьное обучение тоже бесплатное.
Государство взяло на себя заботу о своем народе, не все пока получается, но нищета и голод, свирепствовавшие прежде, ликвидированы.
Следы этих «боев» мы и видели. То белое здание, из окон которого выглядывали дети, оказалось домом подкидышей. Те, кто не хочет или не в силах вырастить ребенка, приносят детей к этому дому и кладут в деревянную колыбель, специально выставленную у дверей. Оттуда их заберут в дом. Этих ребятишек так и называют: дети Нкрумы.