Вертолет резко пошел вниз, уши заложило, и сразу захлестнул новый приступ боли. Побелевшими глазами Туликов глянул на врача. Тот был спокоен.
— Решили снизиться! — прокричал он. — Чтобы потом не терять время.
Туликов посмотрел в иллюминатор. Близко хлестали волны растревоженного ночной бурей моря. А корабля не было, он еще находился где-то за горизонтом, шел, прощупывая дорогу среди рифов, опасаясь мин. И тогда Туликов понял, почему они снизились: чтобы не плюхнуться с большой высоты, в случае если вдруг остановятся винты.
Он снова закрыл глаза, постарался не думать об опасности. И послышалось ему, что где-то далеко-далеко, с трудом пробиваясь сквозь гул двигателя, звучит песня. Знакомая мелодия сама рождала слова:
Мелодия пропала и вдруг мощно ворвалась в салон, заглушила все, захлестнула сердце печалью и радостью:
Пилот оглянулся, подмигнул Туликову и поубавил звук. Двигатель ревел, задыхался, отсчитывая, может быть, свои последние обороты…
После завтрака Строев еще поприсутствовал на учении по живучести, последил за действиями матросов, без робости бросавшихся на струю воды, закрывавших ее спинами, пока другие матросы готовили пластырь и металлическую штангу-распорку. Когда командир аварийной партии весело доложил, что пробоина заделана и отсек осушен, Строев направился к себе в каюту и сел было готовиться к очередной политбеседе. Но только он раскрыл тетрадь, как снова услышал стук якорного шпиля. Взбежал на мостик и, еще ни о чем не спрашивая, по озабоченному лицу Володина понял: произошло нечто серьезное.
— Срочно идем на норд, — сказал командир.
— Почему на норд? — поразился Строев. — Там же никого наших.
— Вертолет надо подхватить.
— Как он там оказался?
— Длинная история. Впрочем, спросите сами, с вертолетом — прямая связь.
Строев взял трубку и услышал знакомый голос. Слишком знакомый. И вспомнил, где последний раз слышал его: вчера перед вылетом на вертолете.
Монотонный, вроде бы усталый голос лейтенанта Комморова коротко рассказал ему историю о том, как они летали над морем, над сушей, нигде не имея возможности приземлиться, и как теперь тянут на последних каплях горючего…
В трубке что-то зашуршало и послышался другой голос, тоже знакомый:
— Товарищ Строев, распорядитесь, пожалуйста, срочно приготовить операционную.
— Здесь, на «Смелом»? — удивился он, узнав голос главного врача с крейсера Плотникова.
— До плавбазы нам не дотянуть. Не из-за горючего, хотя и оно, говорят, кончается, — заторопился Плотников, словно предугадав следующий вопрос. — С больным плохо. Как бы перитонита не было. Скажите врачу на «Смелом», он все знает.
Строев вытер вдруг вспотевшее лицо, растерянно поглядел в иллюминатор. Синело пустое небо над синим пустынным морем. «Смелый» шел, как обычно, на одной турбине, обходя непротраленные квадраты.
Он и сам знал, что такое перитонит. Это когда не выдерживает утончившийся воспаленный аппендикс и человек вмиг оказывается на острой грани между жизнью и смертью.
Кто-то задышал ему в затылок, и он, оглянувшись, увидел капитана второго ранга Володина.
— Как думаешь, успеем? — спросил Строев.
— Горючее у них на исходе.
— Что значит на исходе?..
Строев снова схватил трубку, спросил, стараясь оставаться спокойным:
— Уточните, как с горючим.
— На исходе.
— Что значит на исходе? — крикнул он.
— Минут на десять полета.
— На десять?!
— Может, на двенадцать.
Строев посмотрел на Володина, Володин на Строева, и они, ничего не сказав, поняли друг друга: если ВПК будет идти, как теперь, он не успеет в точку, где у вертолета остановятся двигатели. Возможно это произойдет у них на глазах. Людей они спасут. Кроме корреспондента. Перитонит — слишком серьезно, чтобы можно было допустить хоть небольшую задержку. И конечно, не удастся спасти вертолет.
Володин отошел к машинному телеграфу, сам перекинул звякнувшие ручки. Почти сразу усилилась вибрация палубы: заработала вторая турбина. Через несколько минут послышалось тонкое гудение, и волны за окнами рубки быстрее побежали назад.
«Поющий фрегат», как называли моряки свой ВПК, уже не огибал многомильные квадраты, а шел напрямую к расчетной точке встречи с вертолетом. Эти квадраты обрабатывались контактным тралом, и можно было не опасаться якорных мин. Но оставалась вероятность напороться на донные, неконтактные мины. Тральщикам здесь еще нужно было пахать и пахать. Однако сейчас выхода не было, и Строев мысленно одобрил решение командира идти напрямую. Риск подорваться на такой случайной мине был незначительный, а при задержке ВПК можно было потерять человека. Приходилось выбирать.