— Насчет приемов не беспокойтесь, — настаивал Сахнин. Его голубые глаза смотрели на Гришу сочувственно. — Белов научит. У вас почти месяц впереди. И потом о чести курса подумайте!
Гриша сидел, мрачно уставившись в давно не чищенный паркетный пол. «Разукрасить могут так, что потом долго на улицу не выйдешь, если вообще скулу на бок не свернут. Да и для ребят останусь на всю жизнь посмешищем. Нет, не буду соглашаться, а заставить драться он не имеет права».
— Ну? — нетерпеливо спросил Сахнин. — Чего пугаетесь? Еще понравится, глядишь, боксером станете.
«Шутит еще, Завхоз чертов», — подумал Гриша и ответил:
— Не хочу я, товарищ капитан второго ранга. Ведь все равно проиграю.
— И проигрывайте на здоровье. Нам не выигрыш ваш нужен, а полная команда. Срежут очки, и не видать курсу первого места как своих ушей. В этом же вся суть.
Гриша молчал, продолжая упрямо смотреть в пол. «Буквально помешался на первых местах, — размышлял он. — Будто не все равно — первое или последнее. Бывает же у людей такое непомерное честолюбие. Интересно, как он на Севере тиранил подчиненных?»
— Значит, отказываетесь? — помрачнел Сахнин. — На престиж курса вам начхать? Тру́сы вы все, а не моряки, вот что я вам скажу! — внезапно крикнул он, вскакивая со своего места. — Боитесь лишний синяк схлопотать, лишнюю ночь поработать. Слабаки, а не будущие офицеры.
Он умолк, сел, забарабанил худыми пальцами по треснувшему стеклу на столе, и Максимов увидел, как задергался у Сахнина угол рта.
— Между прочим, старшина курса просит объявить вам взыскание, — успокоившись, негромко произнес он.
Гриша похолодел. «Неужели знает, что я из театра убегал? — подумал он. — Но откуда?»
Всего один-единственный раз после того памятного знакомства Гриша сумел побывать у Леры. Еще днем по дороге к ней он выстоял двухчасовую очередь у кинотеатра «Молодежный». Потом они пошли с Лерой по Невскому погулять. Как всякий курсант, Гриша терпеть не мог фланировать по центру города. Там повсюду сновали патрули, и вместо приятной прогулки с девушкой запросто можно было угодить в комендатуру. Но Лера еще не знала этих тонкостей курсантской жизни, хотела гулять именно по Невскому, и Гриша не мог ей отказать.
А потом был изумительный вечер. Мамы дома не было. Они завели патефон и долго танцевали… Стояли в темной комнате у окна и отчаянно целовались. На соседнем пустыре был залит каток, там было празднично: ярко горели фонари, играла радиола. Ее звуки проникали сквозь стекла, и Гриша пел вместе с нею:
Когда же он оделся и попрощался, произошла эта дурацкая история с замком в передней. Старый замок не хотел отпираться. Сначала Гриша отнесся к этому как к забавному происшествию, но когда часы стали показывать тридцать пять минут двенадцатого, а дверь по-прежнему была закрыта, Гриша заволновался. Вышел сосед с отверткой и молотком, его жена лила в прорезь замка машинное масло, Лера слабыми руками тщетно дергала дверь.
Только без пятнадцати двенадцать замок злорадно щелкнул, и Гриша вылетел на улицу. Ему повезло — рядом стоял грузовик, и Гриша буквально умолил шофера подбросить его до училища.
Когда он весь в поту, несмотря на пятнадцатиградусный мороз, ворвался к дежурному, часы показывали пять минут первого.
На следующее утро командир роты объявил ему взыскание — месяц без берега.
Значит, целый месяц он не увидит Леры! Худшего наказания нельзя было придумать. Никогда раньше он не мог предположить, что при его, как казалось ему, робкой и рассудочной натуре он способен так быстро, и так пылко влюбиться.
Необходимо было что-нибудь изобрести, чтобы увидеть Леру. И Гриша изобрел. В очередное воскресенье он записался в культпоход на «Обрыв» в Театр имени Ленсовета. Их привели строем в театр, все разделись в гардеробе, но в зрительный зал Гриша не пошел, а снова торопливо надел шинель и помчался к Лере.
К окончанию спектакля он уже был у гардероба и вместе со всеми благополучно вернулся в училище.
Таким же способом он побывал у Леры еще раз.
Казалось, ни одна душа не знает о коротких рейдах на улицу Плуталова, кроме его друга Левки Семеновского. И вдруг эта угроза Сахнина объявить взыскание.
— Я решил пока не спешить с выводами, — продолжал начальник курса, видимо успокоившись, потому что руки его неподвижно лежали на столе, а угол рта больше не дергался. — Подумал: согласится выступить и защитить честь курса, можно будет и простить эти шалости. Не согласится — наказать, как того требует Дисциплинарный устав.