— Может, поменяемся? — предложил Юра. — Больше часа, пожалуй, прошло.
— Ну, давай, — равнодушно согласился Вася. — Не помешат.
Они поменялись местами: Юра перешел на ветреную, северную сторону, а Вася пристроился у пулемета. Долго стояли молча, привыкая к новым условиям. Смотреть в северную сторону было труднее. Ветер бил в лицо, заползал за воротник. У Юры начали слезиться глаза, приходилось то и дело жмуриться. И все же он упорно вглядывался в темноту.
Юра знал, где-то там, севернее, по льду Ладожского озера проходит дорога, по которой идут машины. Двумя нескончаемыми вереницами бегут они — в Ленинград и обратно. Туда везут продовольствие, боевое снаряжение, горючее, медикаменты — все, что требуется осажденному городу. Обратно — истощенных блокадой людей, раненых бойцов, оружие, которым истекающий кровью, но борющийся город мог поделиться с соседними фронтами.
Юра и Вася тоже проезжали по этой дороге. Правда, сначала, осенью, они пересекли Ладожское озеро по воде — это при эвакуации. Потом, уже два месяца спустя, в обратном направлении — по льду. Тогда их взвод юнг, охранявший баржи на Волхове, подняли по тревоге, посадили в автомашину и перевезли на другую сторону озера. Осиновец — вспомнил Юра название поселка, в котором их выгрузили. «Начинаем выполнение нового боевого задания», — пояснил главный старшина Петров. «Какого?» — поинтересовались ребята. Им сразу хотелось знать детали. «В свое время узнаете», — отрезал старшина. «Хорошо бы на Пулковские высоты», — мечтательно отозвался кто-то. С ним молча согласились — на Пулковских, по слухам, шли самые горячие схватки с осадившими город гитлеровцами.
Но вышло по-другому: охрана дороги. Им казалось, это ничуть не лучше, чем сидение у барж на Волхове. «Другие воюют, а нам опять загорать», — высказался Вася. Хотя зимой на Ладоге не позагораешь, все юнги взвода поняли его правильно. И только дядя Коля посмотрел на Васю вроде жалеючи. Про себя он подумал: «Тебе с книжками бы воевать, малыш… Ну» да ладно, участок вам дают маленький, второстепенный, вблизи берега — авось, до серьезного не дойдет». А вслух сказал: «Не торопись с выводами, парень. Постоишь на льду недельку — узнаешь почем фунт лиха. А дело вам доверяют очень важное, боевое».
Юра вспоминал тот недавний разговор и думал, что комвзвода оказался прав. Он снова представил себе, как по ледовой дороге с одного берега озера на другой движутся машины. Ему даже показалось, что он слышит гул моторов и ощущает запах бензиновой гари. Ветер сильный — могло и донести.
Под утро они еще раз поменялись местами и затихли. Но ненадолго. Нарушил молчание Вася:
— Не кимаришь, Юрок? — его голос прозвучал, как из подземелья.
— Ты, Вась, очумел, что ли? — ответил Юра обиженно. — Сам, поди, только об этом и мечтаешь.
— Ох и кимарнул бы! — протяжно и соблазнительно подтвердил Вася, и Юра зримо представил себе, как он блаженно улыбается. — Само время счас. Бывало, у бабушки на печь завалишься. Теплынь, уютно. Глаза сами закрываются. А к утру сны идут, красивые, как в сказке. Все, о чем бабуня вечор калякала, обязательно приснится. Один раз я Иван-царевичем был…
— Вась, хватит трепаться, — перебил друга Юра. — Тоже мне, Иван-царевич… Наблюдать надо, а ты душу бередишь.
— Ладно, наблюдай, — снисходительно согласился Вася. Он замолчал и уставился в ледовую пустошь. Но вскоре его снова прорвало. — Юр, а ты живого фашиста видел? — полюбопытствовал он. — Хоть раз.
— Не, пока не видел. Только в кино, — равнодушно ответил Юра.
— А хочется?
— На кой он мне сдался? Лучше бы их не было.
— А убить фашиста хочется? Самому.
— Всех бы перебил.
— Но ведь они тоже люди, — не унимался Вася.
Юра на минуту задумался, потом резко бросил:
— Ты дядю Колю спроси, он тебе прояснит, какие это люди. Зверье.
История главного старшины Петрова была ребятам хорошо известна. Николай Степанович сам рассказывал, как в начале войны чудом спасся с потопленного немцами корабля, попал в морскую пехоту, защищал Таллин, с боями выходил из окружения, был ранен. А недавно получил тяжелую весть из Ленинграда: при артобстреле погибла его жена, работавшая на Кировском заводе. Осколок снаряда сразил ее прямо у станка.
— Это понятно, — согласился Вася. — Дядю Колю жалко.
Юра не стал продолжать разговор. Было у каждого из них и свое горе, но они, по молчаливому согласию, никогда вслух не вспоминали о нем. А сейчас в памяти Юры вдруг всплыло недавнее осеннее утро. Семьи военнослужащих срочно эвакуировались из Ленинграда. Перед отъездом Юре захотелось повидаться с Люсей. Ускользнув от матери, он побежал по Большому проспекту, потом завернул за угол. И тут замер от неожиданности, в груди у него захолонуло. Дома, в котором жила семья Малиных, не было. От него остались одни развалины. Рядом стояли пожарные машины и толпился народ. Посреди улицы — два ряда носилок, на них лежали люди. Лица некоторых были покрыты одеялами или платками. Юра сразу увидел носилки, на которых лежала Люся. Ее лицо тоже было покрыто, но он знал, что это она, по туфлям, выглядывавшим из-под одеяла. Люся в них на выпускном вечере танцевала. Только у нее были такие туфли — ярко-красные, с белыми кожаными бантиками. Все девчонки завидовали…