Вася пошевелился, приоткрыл глаза.
— Дядя Коля, — облегченно прошептал он, и веки его снова сомкнулись.
— Бинт скорей, — протянул руку Николай Степанович.
Юра достал из противогазной сумки индивидуальный пакет и подал старшине.
Рана у Васи была тяжелая. Пуля прошла через грудь чуть пониже плечевого сустава. Пока командир взвода делал перевязку, Юра поддерживал друга и все успокаивал:
— Ничего, Вась, ты потерпи. Мы еще повоюем.
Вася в ответ лишь стонал, а Николай Степанович, пряча от ребят затуманенные, влажные глаза, приговаривал:
— Молодцы вы, юнгаши. Настоящее боевое крещение приняли. А ныли — «загорать придется». Вот и позагорали. Восемнадцать минут держались, вдвоем против взвода фашистов, и обратили врага в бегство! Маленькие, да удаленькие!
Старшина нарочно не упоминал о минометчиках. Пусть Юра и Вася думают, что главное сделали они. Да и в самом деле так оно и было: ведь в бою очень важно первым обнаружить противника и подать сигнал тревоги.
Где-то вдали, в нескольких километрах севернее, по льду шли машины. Гудели моторами, шуршали шинами. Дорога жизни жила, работала. С ней в один узел были связаны судьбы тысяч людей. И никто из них ничего не знал ни о Юре, ни о Васе, ни о том, что произошло с ними морозным январским утром сорок второго года.
А машины шли и шли…
ЛЮДИ ФЛОТА
В. Дробышев
НА ЛЕНСКИХ ПЕРЕКАТАХ
(Очерк)
Там Лена чистой быстриной,
как Нил, народы напояет.
И бреги наконец теряет,
сравнившись морю шириной.
Серый пушистый комочек, уместившийся на моей ладони, осторожно вздрагивает. В густом подшерстке торчат верткие уши, забавно блестят острые глаза, похоже сделанные из чароита. Когда зверек принюхивается, в его крошечном носу постукивает, будто сидят там человечки и усердно колотят молоточками.
Суслика мы нашли в старом зимовье. Трудно сказать, как он пробрался в крепкое, сложенное из тяжелых, плотно пригнанных окладных бревен строение. Дверь и оконце наглухо задвинуты. На почернелом потолке, прибитом плоскими костылями к колодинам, ни щелей, ни дыр. Вероятно, зверек проник по железной трубе в печь-жестянку, из которой торчит ржавая клюка.
В заброшенную охотничью избу суслик залез в поисках пищи. Он был живым осколком великого исхода зверей, случившегося летом 1981 года в верховьях Лены. Тайга не дала ни шишек, ни грибов, ни ягод. Гонимые голодом лесные обитатели ломились через дебри, бросались вплавь, карабкались по хребтам, перебираясь в сытую Южную Якутию, туруханские боры, в Забайкалье. К тому времени, когда я прилетел в Усть-Кут, миграция уже стихала, но все еще бегали по дощатым улицам города лисы, хозяйничали в огородах бурундуки, скакали по столбам и висели на проводах белки.
Оставлять зверька в пустынной избе не хотелось, выпускать в голодный лес тоже было жалко. Я знал, что путешествие по Лене будет нелегким: четыре с лишним тысячи километров, пересадки с борта на борт — тут не до живности. С другой стороны, не бросать же зверя. Тем более всего и хлопот-то: горстка семечек, сухарик да морковка.
В Сибири сусликов называют евражками — не сыскать лучшего имени! Так появился у меня спутник. Евражка быстро привык ко мне, брал морковку с рук, смотрел вместе со мной телепередачи, а когда настало время, отправился со мною вниз по Лене. Вместе с Евражкой мы поселились на «Байкальце» — небольшом судне, похожем на плавучую химлабораторию.
Михаил Иванович Рыбкин — молодой худощавый инспектор с бородкой — наполняет забортной водой колбу.
— Как слезинка! — И добавляет: — Лена — самая чистая река в Союзе.
Михаил Иванович сам с «запада», из-под Новгорода. Климат там влажный, ветреный, замучили простуды, не переставая, кашлял. На Лене воздух настоян на хвое, обилие солнца, безветрие — все это избавило его от хвори.
— Который год здесь, — удивленно восклицает он, — хоть бы раз чихнул!
Михаил Иванович рассказывает о себе, о производственных заботах, о том, что порой приходится ругаться даже с лесозаготовителями, которые норовят влезть с топором в водоохранную зону. Я вслушиваюсь в его неспокойный голос и думаю о том, что Рыбкин подался в инспекторы водоохраны вовсе не потому, что к тому обязывает должность, а по другой причине. Сибирская река избавила его от болезней, вернула хороший жизненный настрой, и он отвечает тем же, добром на добро, оберегает ее здоровье.