М. Базоев
* * *
ФЛОТ ВЕДЕТ БОЙ
И. Подколзин
ПОТОМОК АДМИРАЛА
Рассказ
На длинную извилистую бухту, глубоко прорезавшую маленький затерянный среди Балтики островок, на котором базировались «морские охотники», опустились хмурые, с дождем, летние сумерки. У обрывистого, в глинистых промоинах берега, поросшего редким, наполовину высохшим сосняком, ольхой и пышными кущами бузины и шиповника, выстроились катера, затянутые зелеными в коричневых разводах маскировочными сетями. Справа у спуска к воде, задрав к небу черные стволы орудий, расположилась зенитная батарея. Слева, где бухта образовывала круглый заливчик, сквозь заросли тальника виднелись огороженные колючей проволокой баки склада горючего.
В приземистом, под серым шифером бревенчатом бараке разместился штаб. В конце узкого темного коридора из-за полуприкрытой фанерной двери пробивалась полоска желтовато-мутного света. В маленькой комнате за письменным столом, в кресле, обтянутом пупырчатым черным дерматином под кожу, сидел заместитель командира дивизиона по политической части капитан-лейтенант Сорокин. Китель ему был явно маловат, да и вообще морская форма ему не шла. В гражданскую войну Сорокин воевал в пехоте. Демобилизовавшись, работал на восстановлении портов в Одессе и Севастополе, затем строил Комсомольск. Возвратившись на родину, в Ленинград, стал парторгом цеха на заводе, ремонтирующем корабли. Когда началась война, его направили на курсы политработников, откуда он и попал на дивизион катеров «МО». К военному флоту, а особенно к катерам, он имел весьма отдаленное отношение, тем не менее быстро вписался в семью моряков и заслужил признание и уважение даже у тех, кто с предубеждением относился к пришедшим из «гражданки». Дивизионные остряки считали его старомодным и подтрунивали за глаза над привычкой замполита позудеть, поворчать, но единодушно сходились во мнении, что косточка морская в нем все-таки есть и вообще дядька он хоть порой и занудный, но не вредный, а главное, справедливый.
Сейчас Сорокин, неторопливо помешивая ложечкой чай в граненом стакане, изредка откусывал маленькие кусочки от бутерброда — ломтя намазанного маслом черного хлеба с тремя кильками — и в неофициальной беседе вводил в курс дел вновь назначенного командиром дивизиона капитана третьего ранга Чернышева.
— Народ у нас в основном молодой, задиристый, иногда даже сверх меры. — Сорокин отхлебнул глоток и, будто подыскивая слова, посмотрел на обшитый гладко выструганными досками потолок. — Многие матросы еще не обстреляны, да и командиры в большинстве новые. После событий у острова Кривого четверо старичков погибли, а замены нет — сами растим. Вот и командуют катерами мичмана да младшие лейтенанты. Правда, есть один лейтенант — командир первого звена, тоже недавно прибыл. — Замполит вытащил изо рта рыбью косточку и, посмотрев ее на свет, положил на блюдечко. — Да уж больно странный. То ли легкомысленный, то ли характер такой, все хиханьки да хаханьки, но надо признать, дело свое знает — этого не отнять. Себя, чертенок, считает чуть ли не потомком прославленного флотоводца. Нахимов его фамилия.
В этот момент в коридоре кто-то запел звонким голосом:
— Вот видите, пожалуйста, легок на помине. Вместо того чтобы отдыхать перед походом, ходит и горло дерет. Хорошо хоть, без гитары. А в каюте у него посмотрите — цирк. Стены ерундой разной завешаны, над кроватью тесак — не иначе в музее спер, паршивец. Однако этого самого, красоток полуголых, ни-ни, чего нет, того нет.