— Бери матросов, пошли двух по косе метров на двести влево, а двух — вправо. Все проверить и доложить. Посты оставь, и чуть что — сразу сигнал. Понял?
— Так точно.
— Тогда действуй. И чтобы тихо…
— Не впервой, сделаем правильно.
На борту, приготовившись к высадке, переговаривались о чем-то шепотом разведчики.
Через пять минут появился боцман и доложил:
— Полный порядок, товарищ лейтенант, кругом тишина, дозорные на местах — мышу не проскочить.
— Тогда начнем, пожалуй. — И добавил, обращаясь к разведчику: — У тебя все готовы?
— Да. Давай прощаться. Пора нам. — Янковский обнял лейтенанта. — Будь здоров. Может быть, когда и встретимся. — Старший лейтенант пошел к трапу, потом остановился и сказал: — Да, часика через три-четыре пошуми здесь немного, пожалуйста. Пусть береговые посты отвлекутся. Комдив разрешил. Сделаешь?
— Обязательно. О чем разговор. Счастливо. Возвращайтесь, ребята. — Нахимов помахал им рукой. — Ни пуха, ни пера.
Разведчики как-то сразу подобрались, пружинистой кошачьей походкой друг за другом пробежали по сходням и тотчас исчезли в зарослях. Не треснул ни один сучок, не шелохнулись ветки, будто растаяли они или растворились в настороженной темноте.
«Вот это люди, — восхищенно подумал лейтенант, — идут на смертельно опасное дело так, словно всю жизнь только тем и занимались, что шастали по фашистским тылам».
Рассветало. Подошли и стали рядом «тройка» и «четверка». Из леса тянуло запахом подсыхающей травы. Кругом было тихо, только еле слышно шелестел в ветвях ветер, сонно шуршала, набегая на песчаный берег, катившаяся с моря небольшая волна, где-то на берегу в болотце робко заквакали лягушки, загалдели, защебетали в кустах проснувшиеся птицы, тонко зазвенели комары. Нахимов спрыгнул с борта и, разминая ноги, прошелся по твердому, чуть-чуть поскрипывающему песку. Навстречу ему со стороны косы показался боцман. С его одежды ручьями стекала вода.
— Ты что, купался? Вроде холодновато, — сказал лейтенант.
— Искупаешься, — шепотом начал боцман, — тут дело сложное образовалось — не коса это оказалась вовсе.
— То есть как? — Нахимов даже поперхнулся. — Неужели ошиблись в счислении и высадили людей не там?
— Там, там. Только не полуостров это и не коса, а остров. Понимаете? Такая катавасия. — Он развел руками.
— Говори толком, — обозлился лейтенант, — какая еще катавасия?
— Так я и докладываю: иду я к посту — проверить, что к чему. Подхожу, а мне матрос и толкует, понимаете?
— Понимаю, черт возьми, не тяни! Что толкует-то?
— Он, значит, и рассказывает: протока тут есть, у основания косы, она ее, протока, и отделяет от материка. На карте-то ее нет, а на самом деле имеется.
— Как на карте нет?
— А так, — почти крикнул боцман, — вот карта — смотрите, где протока? Я пошел аккурат по ее берегу и вышел в залив. Протока длиной метров двадцать, шириной четыре-пять, ну а глубиной, сами видите, — мне по шею. Такие пироги.
— Здорово. Значит, мы могли войти в залив через его горло, а потом выйти через протоку? А?
— Могли-то могли, да не очень!
— Почему же?
— А там корабль стоит чей-то на якоре. В заливе, метров сто от берега.
— Точно? Не ошибся ты? Видимость-то плохая.
— Разглядел. Хоть и темновато, но силуэт хорошо заметно. По-моему, тралец фашистский.
— Ах, вот как! Ясно. Зови сюда всех командиров, живо.
Цепочка людей, пригибаясь, двигалась вдоль неширокой протоки, густо окаймленной разросшимся кустарником, травой и высоким, почти в рост человека, камышом, что делало ее совсем незаметной ни с моря, ни со стороны залива. Впереди, показывая дорогу, шел боцман, за ним Нахимов, потом командиры катеров: младший лейтенант Дубягин, мичманы Большаков и Шпилевой. Неожиданно боцман поднял руку:
— Теперь через кусты по-пластунски. Заметят, не ровен час, всем хана.
Моряки плюхнулись на землю и, раздвигая стебли осоки, царапая руки, поползли вперед.
— Дальше нельзя. Вон он, родимый, смотрите.
В вытянутом к морю заливчике, опоясанном высоким хребтом косы Песчаной, отражаясь в спокойной и чистой воде, стоял военный корабль. Да, это был немецкий тральщик. Сквозь утреннюю легкую мглу проступал его голубоватый корпус.
— Экая бандура, — протянул боцман. — И как он не услышал, когда мы подходили? Был бы концерт…