— Ну, как он там? — нетерпеливо спросил старый почтальон, изнывая от любопытства. Не ради ли этого он прошел десятки других адресов, чуть ли не полдеревни миновал без остановки?
Катя читала письмо чрезвычайно внимательно, каждое слово повторяла едва слышным шепотом, словно проверяла слова на вкус. А они были одно лучше другого. Истосковавшийся по семье Костя стал чуть ли не поэтом.
Излив свою нежность, он перешел к делу. Он писал, что у него отличная работа, пожалуй, не тяжелее, чем в поле, но не такая пыльная: «Все время на свежем океанском воздухе». Эти слова Костя написал несколько раз, стараясь ими подчеркнуть необычность, прелесть своей работы. Далее он сообщил, что качку переносит хорошо; на плавбазе, которая «такая огромная, как Дворец спорта в Минске», даже сильный шторм он просто не замечал. На боте, правда, другое дело, на боте будто на качелях. «Приятно, и только!»
Описывая свой коллектив, Костя особенное внимание уделил старшине Карповичу и его помощнику Сереге. Карпович поразил его душу своим ненаигранным спокойствием и справедливостью, а Серега — своей ученостью. Костя уверял жену, что Серега способен находить путь в море по звездам и по солнцу. С такими начальниками не страшно рыбачить. Единственный, кто из экипажа «семерки» не понравился Косте, это моторист Василий Иванович. Он охарактеризовал его словами «слабый человек».
В конце письма Костя дал Кате обстоятельные указания по хозяйству, главным из которых было — заколоть осенью кабанчика и купить «обормотам сынам» зимнюю одежду, потому что неизвестно, сможет ли он осенью прислать деньги. После крабовой путины, на которой он, конечно, заработает, он решил остаться на сайровую путину, затем на селедку. По сайра была делом не совсем верным, «на сайре бабы хорошо зарабатывают, а мужики не очень». Вот почему хозяйственный Костя упирал на кабанчика.
Волновало Костю там, в безмерной дали от дома, и качество забоя кабанчика. Он считал, что Катя должна пригласить колоть кабанчика дядю Митю, а смолить должен дед Адам, и не с помощью паяльной лампы, а в соломе, чтобы сало получилось сочным, розовым и с мягкой душистой шкурой.
Катя, прочитав это, тут же на будущее пригласила деда Адама, стала оговаривать с ним условия оплаты. Но старика оплата совсем не волновала, его чрезвычайно тронуло, что в морях Костя помнит его искусство опаливать кабанов.
— Милая, да мы могем хоть завтра, без всякого, по-суседски! — заговорил дед Адам, всплескивая руками и вскакивая с табуретки.
Но Катя перебила его, сказав, что дело у нее не спешное, еще успеется, а сейчас ей хотелось бы обсудить с Адамом как с работником почты возможность отослать Косте посылку. Катя начала перечислять, что ей хотелось бы послать из домашней еды, и получалась посылка весом с верный пуд. Дед Адам, более искушенный, чем она, остудил ее пыл, сказав, что посылки на восток дело очень дорогое и, по его мнению, если посылать, то посылать надо не авиапочтой, а медленной железной дорогой. Так дешевле, хотя посылка будет идти очень долго. И, значит, класть в посылку следует то, что не испортится за месяц и за два: чеснока против всех болезней и доброго свежего сала.