- Покрути еще, - посоветовал ефрейтор. - В такое время линия бывает забита до отказа: офицеры с фронта звонят своим бабам в Лиинахамари или в Киркенес...
Наконец станция ответила, и Херзинг радостно заорал:
- Алло, курносая! Соедини с Петсамо... Да, со штабом кордонной службы... Алло, господин майор? У аппарата ефрейтор Нишец, кордон No 018! И, прикрыв трубку ладонью, засмеялся: - Ты лентяй, Пауль... Да, да, кордон No 018... Разрешите доложить, господин майор: на кордоне все благополучно, происшествий никаких нет. За сутки прошло мимо кордона сорок шесть машин, из них четыре финские... Да, да, Все спокойно. Нет, тихо... Благодарю, господин майор. Спокойной ночи, господин майор...
Херзинг повесил трубку.
- Ты лентяй, Пауль, - повторил он с явным удовольствием. - Сходи хоть - проверь шлагбаум.
- Ты моложе меня, - ответил ефрейтор, - сходи сам... В одной шелковой безрукавке, без оружия и без каски, солдат толкнул дверь ногой.
- О, черт! - он сразу отшатнулся назад, хватая со стенки тяжелый шмайсер. - Вставай, Пауль! Кто-то перебегает дорогу...
При ярком лунном свете было отчетливо видно, как темные лохматые фигуры перемахивают ленту шоссе и быстро скатываются под крутой откос.
- Обожди стрелять, - сказал Нишец. - Если это не бежавшие из лагеря пленные, то, может быть, финские дезертиры. А они...
- Ты дурак, Пауль! - ответил Карл Херзинг, и в ту же минуту, сотрясая плечи егеря, в его руках запрыгал и дробно забился грохочущий огнем автомат:
"Та-та-та-та-. та-та-та... та-та... та-та!"
- Стреляй, Пауль? Это ведь русские!..
Огненная струя, зигзагом пройдя над головами людей, выстригла верхушки тощих кустарников. Потом унеслись в темноту тундры яркие нити трассирующих пуль и по камням вдруг зашлепало: шпок... шпок... шпок...
- Пригнись, братцы! - выкрикнул кто-то. - Он, паразит, разрывными шпарит!..
Сержант Константин Никонов, замыкая цепочку разведчиков, ободряюще приговаривал:
- Быстрее, ребята! Бегом, бегом надо... Это все - чепуха, проскочим...
Автоматные очереди, пущенные с кордона наугад, почти вслепую, эти суматошные очереди скоро затихли, и отряд снова двинулся шагом.
- Вот дурацкая лощина, - сказал лейтенант Ярцев, - как ни крутись, а через нее всегда вылезаешь на этот кордон. Ну ладно, на этот раз обошлось...
Ночной мрак поглощал в себе все шорохи, все тени, все опасения. Лейтенант Ярцев (его узнавали в темноте лишь по голосу, ибо он был ничем не отличим от других: сапоги, ватник да каска) выводил своих людей к морю. Кончался очередной рейд по тылам противника, по территории сразу двух государств - Финляндии и Норвегии, рейд страшный, мучительный, рискованный. Тринадцать могил отметили путь отряда, и полярные волки уже воют, наверное, над ними, стараясь лапами разворотить над мертвецами заботливо уложенные камни...
- Костя, - позвал Ярцев сержанта Никонова, - ты помнишь, мы проходили здесь в сорок первом? Тогда нас осталось только двое.
- Помню, товарищ лейтенант.
- Вот и я помню, что где-то здесь мы вляпались в трясину. Я буду немного сворачивать вправо - может, там и нет болота?..
- Только бы не сбиться с пути, - сказал Никонов, взглянув на компас, Скажите, в каком месте нас будут снимать?
- Как всегда: в бухте Святой Магдалины.
- Там удобное место, хорошая отмель, - ответил сержант, и Ярцев, дружески хлопнув его по плечу, побежал в голову отряда...
Никонов подкинул на спине рюкзак, нащупал перед собой спину впереди идущего:
- Кто это, а?
- Да я, товарищ сержант, - Борька Шухов...
Хрустел под ногами гравий. С обрывистых откосов при любом неосторожном шаге шумно осыпались каменистые оползни. Фирновые зерна скрипели под сапогами тонко и жалобно.
Шли молча. Шли час, шли другой.
В самом хвосте растянутой цепочки людей ворковал хриплый шепоток:
- Товарищ сержант, вы это напрасно думаете, что зайца надо сначала в уксусе вымачивать...
- Шухов, ты потише, - отвечал голос Никонова.
- Да я тихо... Так вот, я и говорю, что заяц и без того хорош. А ежели его еще с печеной картошкой...
- Тихо, я тебе сказал.
- Да с печеной картошкой, говорю. Да еще - маленькую!
- Замолчи, Борька, или я тебя по затылку огрею!..
И вдруг тишину ночи прорезал чей-то испуганный вскрик, впереди послышалась приглушенная брань. Отряд все-таки попал в болото. Никонов схватился рукой за куст, но под ногами у него что-то захрустело (лед! догадался он), и тело разведчика сразу поползло куда-то в противную вязкую глубину. В лицо ударило застоявшейся гнилью. Кто-то обхватил его за шею Никонов отбросил эту руку:
- Дурак, не за меня, за кусты хватайся!..
Хрипя, захлебываясь и ругаясь, разведчики барахтались в растревоженном месиве тундровой трясины. Разбитые осколки льда резали им лица и руки.
- Береги оружие! - командовал Ярцев. - Самое главное - автоматы...
Казалось, что здесь и конец. Чем больше дергался человек, стараясь вырваться из гнусного плена, тем больше трясина схватывала его, затягивая в вонючую топь.
- Руку, - молил кто-то, - дай руку!
- Гришка, это ты? Держись за меня, здесь суше...
- Вот кочка. Лезь на кочку...
- Да не ори ты - тише надо!
"Хлюп-хлюп", - чавкала трясина. "Дзинь-крак", - звонко раскалывался лед. Поднимая над собой автоматы, разведчики изнемогали в этой борьбе, когда послышался голос лейтенанта Ярцева:
- Ко мне, ко мне, - здесь уже дно.
Разведчики выбрались из трясины и долго еще лежали плашмя, жадно вдыхая холодный воздух. Пахучая грязь облепляла их одежду, она отваливалась тяжелыми комьями при каждом движении. В сапогах, наполненных водой, скрутились и резали ноги заковрижевшие за эти дни портянки.
- Автоматы при всех? - спросил Ярцев, обходя людей и пересчитывая их. - Десять... двенадцать... четырнадцать со мною. А где же пятнадцатый?
Все притихли, с ненавистью поглядев назад, где под синим светом луны лежала проклятая трясина - кочковатая, взъерошенная пучками острых кустов, взбудораженно бурлящая пузырями, которые с бульканьем лопались на поверхности. А вдалеке темнели острые зубцы гор, и ветер со стороны океана гудел порывисто и тревожно...
Лейтенант Ярцев еще раз пересчитал людей.
- Нет одного, - сказал он, как бы невзначай скидывая с головы каску. Проклятое болото!
- Борьки нет, - подсказали из темноты, - Шухова нету...
Никонов коротко и судорожно вздохнул:
- Ну всё... А как он жрать хотел, братцы! Всю дорогу о жратве мне молол...
Лейтенант Ярцев подозвал к себе радиста.
- Четырнадцать, - кратко сказал он. - Будешь передавать на базу, скажи - четырнадцать. Идем к бухте Святой Магдалины. В срок будем на месте.
- Есть, четырнадцать, - ответил радист.
- А ведь еще недавно нас было двадцать восемь, - глухо отозвался кто-то в темноте. - Двадцать восемь, а теперь минус...
Никонов резко остановил его:
- Заткнись ты, математик!..
Радист передал на базу сообщение и по приказу Ярцева утопил рацию в болоте, - теперь она была не нужна: отряд находился уже близко у цели. Лейтенант велел разделить на всех последнюю банку консервов и, включив фонарик, сел в отдалении на кочку - стал внимательно изучать карту.
- Посмотрите по рюкзакам и карманам, - сказал он, - может, у кого-нибудь завалялись сухари или галеты. Впереди лежат горы - надо как следует подкрепиться...
Никонов вынул из ножен трофейный немецкий тесак, зажал меж колен пузатую банку с американской тушенкой. Тесак со скрежетом резал чикагскую жесть.
- Подходи, - приказал сержант, на ощупь вставляя тесак обратно в ножны. - Бери каждый для себя...
К нему из темноты подползали на корточках и подходили шумно дышавшие тени разведчиков:
- Рукой брать, что ли?
- Вилку еще тебе. Тоже мне - барин!
- В нашем-то ресторане все больше пальцами...
- Ой, братцы, кажись, много себе зацапал!
- Жаден ты. Отбавь.
Никонов повернулся к Ярцеву:
- Товарищ лейтенант, а вы?
Ярцев погасил фонарь, сложил шелестевшую в темноте провощенную карту: