— Ч-ч-ч-что происходит? – я с трудом оторвала голову от подушки и с неимоверным усилием открыла глаза. Во мне просыпалось желание уйти в свой кабинет в управлении, закрыться там, остаться навсегда. Мне вновь хотелось очутиться среди знакомых стен и окунуться с головой в мир магии и взаимосвязей. Просто, чтобы оказаться на своём месте. Мне не хотелось быть здесь, не хотелось общаться с другими. Я хотела в управление.
Кое-как сев и протерев лицо ладонями, с непониманием посмотрела куда-то перед собой, улавливая лишь очертания фигур. Их лиц не было видно, но голоса звучали набатом, отдаваемым эхо в голове. Я зажмурилась и помассировала виски, чтобы снять напряжение и попытаться вернуться в относительно нормальное состояние.
— Ещё один труп, – голос Михаила был сдавленный, от него веяло обречённостью. – Разведка нашла вершину ментального треугольника. Ей стала Вилена Цехлема, пропавшая больше 20 лет назад. На лбу выжжен ансуз, а место, где её нашли, усыпано синими цветами. Он уже не скрывается.
— Её нашли в офисе, откуда она и пропала, – дополнил Павел, – Цехлема была медиумом, и за неделю до своей пропажи говорила, что за ней придёт смерть со светлыми волосами и голубыми глазами, а за ней будет бежать рыжая лисица.
— Откуда вы знаете о том, что она сказала 20 лет назад? – я с трудом начинала соображать и, сфокусировав взгляд, смогла даже что-то рассмотреть. Рядом со мной на кровати сидел Максим, пытающийся придти в себя, в ногах расположилась Ядвига, смотрящая куда-то перед собой. Милана забилась в угол комнаты, Андрей стоял в проходе. Артём разместился на подоконнике. Белые от Сенсума глаза Ядвиги мерцали странным блеском, не таким, как обычно. – Вы уже там были, когда?
— Я прошла по её памяти, когда разведка только нашла труп, – сказала ведьма Сенсума, посмотрев мне в глаза. – Велена предугадала свою смерть и оставила подсказку, что она будет идти на высоких каблуках.
Ядвига покачала головой и посмотрела на свои руки, в которых я заметила те самые камни памяти, на которые записывались наши погружения в Сенсум. Они по-новому светились в её руках, намекая на плотную связь сознание оперативницы с магией.
— Каблуках? – не веря, спросила Милана, приподнявшись из кресла. – Оккультист разве не мужчина? Или он имеет две личности?
— Может, стоит ещё раз осмотреть место? – предложила я. Если Эйлифт показывал мне часть своего прошлого, то вдруг и на этом месте преступления он будет щедр?
— Нет, – отрицательно покачала головой Ядвига и вздохнула, словно собираясь с мыслями. – И я прошу вас не рваться на то место, а послушать меня.
Она перекинула камни в руке, а потом посмотрела на меня. Моё тело рефлекторно напряглось от того, каким стал взгляд ведьмы Сенсума. В нём что-то надломилось, надломилось. Но что? И почему?
— Как вы знаете, я попросила найти все документы, которые только можно было из архивов СК, полиции, даркнета, – начала она, – ночью я исследовала их и искала закономерности, потому что во всех тех моментах, что видела Кира в памяти погибших, были моменты, которые не соответствовали отражению в Сенсуме. На камням с памятью Эйлифт имел мужскую внешность, но в Сенсуме он отражался не с ней, а со смешанной.
— Это значит, что оно не совсем мужчина и не женщина? – уточнила Милана, промаргиваясь и тяжело выдыхая. – С такими существами всегда сложнее, они имеют двоякую энергию...
— Все призраки Сенсума изначально бесполые, им даёт половое различие вложенная в них личность. Эйлифт создавался как мужчина с большим вкладом женского биологического материала, он способен менять свой пол, чтобы подстраиваться под Сенсум и обманывать других, потому что в нём при создании были как мужские энергии, так и женские. Он стал сосудом для обоих полов сразу, что и породило такой эффект, – пояснила Ядвига и протянула мне фотографии, сделанные явно очень давно. Чёрно-белые, пожелтевшие от времени, странные, погружающие в прошлое. На них были запечатлены люди из прошлого, улыбающиеся фотографам, с гордостью носящие милицейскую форму и погоны. Но было что-то в этих фотографиях такое, что не давало мне покоя. Глаз то и дело цеплялся за какую-то делать, дразнящую, но неуловимую.
— Не могу понять, что тут не так, – нахмурилась я и протянула фото Милане, проявившей к ним интерес.
Судя по её напряжённому взгляду, Мирская тоже не могла понять, за что же цеплялся глаз. Она пересматривала их, пыталась уловить что-то, закрывала то одну фотографию, то другую. Встряхнув головой, социолог обречённо выдохнула:
— Не понимаю, – она отдала фотографии Ядвиге. – Не могу понять.
— Не «понять», – поправила Яда, – а «допустить мысль». Это в данном случае называется так.