— Достают, — ответил Подорожный. — Это дело не наше.
— Выходит, как в анекдоте, — засмеялся Виталий. — Приехал ревизор в колхоз да и спрашивает у председателя, чем кормят птицу, а тот и говорит: «Положено курице на душу восемнадцать копеек, вот я деньгами и выдаю: которая пообедает, которая пропьет…» Так и ты?
— Не люблю анекдотов, — и Подорожный сделал строгое лицо.
— Я к тебе не с анекдотами. — Виталий взял его за лацкан. — Разве можно молодежь толкать в такое болото? Там ведь только и разговоров, что о плетнях и заборах да о том, чья собака чью курицу загрызла на огороде.
— Не преувеличивай, не преувеличивай, — все больше нервничал Подорожный. — Пока что пусть строятся хлопцы, а там будет видно.
— Ты что? Ты серьезно думаешь, что достаточно вывески, а на суть наплевать?
— Как это мне на суть наплевать?! — вышел из терпения Подорожный. — Я прекрасно понимаю, что суть не в поселке и не в комбинате, а в производственных показателях… В высокосознательном труде! — спохватился он. — Я же все твои теории знаю. То ты с Величко из-за какого-то Сливы грызешься… Подрываешь авторитет передового человека…
— Что? Уже нажаловался? Заявление подал?
— При чем здесь заявление? — развел Подорожный руками. — Завод на подъеме… на пороге грандиозных задач… А ты с мелочами суешься. Вот завтра, наверно, уже узнаем… Ладно. Я тебе как члену комитета скажу. — И, взяв Виталия под локоть, интимно зашептал: — Есть все основания надеяться, что нашему заводу будет поручено почетное внеплановое задание… моторы для Народного Вьетнама.
— Для Вьетнама?! — обрадовался Виталий.
— Вот видишь… Я же говорил, что ты не в курсе. Завтра соберем на заводе молодежный актив… Так что же, по-твоему, на этом активе про Вьетнам говорить или про эти твои… «хутора»?
— И о том и о другом, — настаивал Виталий. — До каких пор мы будем воспитывать людей «по этапам»? Сперва — производство, а уже потом, когда-нибудь, моральные устои? До каких пор мы будем двоить понятие формирования человеческой души?
— Это все, брат, литература, слова. А нам надо дело делать. — И Подорожный хотел уже было идти.
Но Виталий задержал:
— А без души, без чистой, не затянутой в обывательское болото души, — спросил он со злостью, — думаешь, можно доброе дело сделать? Вот повезло Величко — покрыл хулиганство Сливы. Почему? А потому, что у Сливы на сто сорок процентов план! Раздаете незаконные участки хлопцам, потому что они, мол, передовики производства. А что в их душах передового, это тебе известно? А как их дети будут расти на этих хуторках? Ты подумал об этом? Не верю, чтобы мелкий собственник мог быть настоящим передовиком. Все это до поры до времени.
— Ты меня, Письменный, не пугай, — сказал Подорожный с достоинством. — И не делай из мухи слона… Я, между прочим, сам хотел такой диспут организовать. На тему «Зримые черты человека будущего». Пусть бы там несколько слов и об этих участках сказали.
— Я вот об этой вашей «липе» в газету напишу, — пообещал Виталий.
— Дело твое, — вздохнул Подорожный, — шуми.
— Может, и не только мое, — и Виталий, взглянув на часы, распрощался. Тоня, наверно, уже давно ждала.
XI
У Крамаренко в семье привыкли: после двенадцати к телефону подходит отец.
В этот раз Крамаренко так упорно не просыпался, что Катерине Марковне пришлось самой взять трубку.
— Будете говорить с Зеленоградом, — предупредила телефонистка.
— Минуточку. Вставай же! — крикнула Катерина Марковна мужу.
И хотя она держала трубку далеко от уха, все равно услышала, как в телефон ворвалось бушующее гуденье, словно все ветры, ревевшие на зеленоградских просторах, били тревогу: авария!
— Омелян!
— Я вас не слышу, — захлебывался голос в трубке. — Завалилась стена… Товарищ Крамаренко!
— Он идет… Подождите… Омелян!
Но тревожный голос упорно повторял:
— Алло! Это Гаврилюк… Гав-ри-люк… Обвалилась северная стена…
— Омелько! — так громко крикнула Катерина Марковна, что на ее крик из соседней комнаты выбежала Зоя — прямо из постели, заспанная, босая, в ночной сорочке.
Крамаренко открыл глаза, но окончательно еще не проснулся. Протягивая ему трубку, Катерина Марковна еще успела услышать:
— Коровая завалило… Вы слышите? Сторожа… умирает…