Волобуев посмотрел на часы. «Хорош приятель! Жену ему бесплатно лечи, в ресторане плати за него — и все на том лишь основании, что они еще парнями когда-то озорничали на Заставе». Но в глубине души Волобуев знает, что есть для их общения и другие причины.
За одно то, что этот неудачник зеленеет от зависти, видя, как Волобуев сорит своими нечестно добытыми, но «философски оправданными» деньгами, можно иной раз и угостить Омеляна.
Наконец Крамаренко явился. Вот они уже за столиком. В полутемном зале «Интуриста» не по-ресторанному тихо. Днем здесь обедают главным образом командировочные. Они почти не заказывают спиртного и выбирают блюда не из порционного меню в кожаной обложке, а из узенького листка, где, как правило, предлагается овощной суп и биточки.
Крамаренко среди дневных клиентов не выделяется своим немодным костюмом, а Волобуев, весь выдержанный в стиле модерн, наоборот, привлекает общее пристальное внимание. Подходит улыбающийся официант. Он надеется на солидный заказ. И потому на его лице подчеркнутая предупредительность.
Волобуев поморщился. Вечером здесь лучше. Плохонький джаз, а все-таки музыка. И Крамаренко здесь больше нравилось вечером. За соседним столиком сидели стиляги в своих клоунских пиджаках. На них можно было смотреть бесплатно, как на «рыжих» в цирке. И вообще, здесь вечером все не такое, как днем: и джаз, и стиляги, и хихикающие девочки с наклеенными ресницами.
Около Крамаренко была сплошная зеркальная стена, и ему показалось: в соседнем, призрачном зале пьют, едят, расплачиваются с официантами двойники тех, кто сидит в этом зале. Вот и двойник Крамаренко поиграл вилкой, постучал ею от нечего делать по ножу, потер ладонью нечисто выбритую, сизую щеку и уставился на него стеклянными глазами. «Тьфу, какая морда!» — Крамаренко демонстративно повернулся спиной к зеркалу.
— Говорят, до революции купцы в ресторанах зеркала бутылками разбивали, — обратился он к Волобуеву. — Хамство, конечно. А что-то в этом было…
— Бешеные деньги, вот что было, — желчно ответил Волобуев.
Крамаренко одну за другой выпил три стопки, к закуске не прикоснулся. Водка ударила в голову, и Крамаренко сник. Ему стало жаль себя, захотелось чьей-нибудь поддержки.
— Ты мне скажи, — дернул он Волобуева за рукав, когда тот подносил ко рту сардинку. Сардинка упала на борт пиджака и оставила жирное пятно.
— Что у тебя за привычка? Можно было бы и без рук.
— Нет, ты мне растолкуй, — гнул свое Крамаренко. — Есть благодарность на свете? Я свое исполнил? Исполнил. Детей на ноги поставил? Поставил. — Хотелось добавить: «и своих и чужих». Но и у пьяного Крамаренко язык не повернулся выдать семейную тайну. — Двух дочек замуж отдал. Паскудника Бориса женил. Больную жену лечу. А что мне за это? Кстати, — дохнул он сивухой Волобуеву в нос, — ты мне прямо скажи: что такое у Катри? Почему не спит, задыхается, похудела?
— Нервы, — неохотно ответил Волобуев.
— А может, другое что-нибудь?
— Могу устроить ее без очереди в онкологический к рентгенологу.
— Боюсь, что не пойдет. За всю жизнь ни одного анализа не сделала.
— Что ж, она права. Анализы, к сожалению, не лечат.
Они помолчали и выпили еще по одной.
— Думаю все-таки, что это у нее нервы, — разглядывая дно пустой рюмки, сказал Волобуев. — Очень расшатана нервная система. Есть даже признаки психодепрессии. Красивая была девушка когда-то, — вздохнул он и, покосившись на Крамаренко, подумал: «Скорее можно решить проблему рака, чем понять, как могла Катря выйти замуж за эту рыжую обезьяну».
— Может, ей нужны какие-нибудь капли или порошки? — спросил Крамаренко.
— Покой, абсолютный душевный покой, вот что ей в первую очередь нужно. Ничем не беспокоить. Если можно, изолировать от неприятных переживаний. Вот ты дачу собирался, кажется, строить? Это просто необходимо для Катри.
— Боюсь, что прозевал я, — вздохнул Крамаренко, — знаешь, как сейчас трудно с участками? А у меня ведь городская квартира.