2
От Лаврентия до Уэлена всего-то восемьдесят километров, но эти поселки стоят на берегах разных океанов, и поэтому хорошая погода совпадает в них крайне редко. При южном ветре в Лаврентия шторм, а в Уэлене, по ту сторону полуострова, море спокойно. Над Уэленом низкая облачность, а в Лавре солнышко и голубое небо. Все эти варианты в самых различных сочетаниях: солнце и ветер, ветер и дождь, туман и шторм, и т. д. — могут чередоваться здесь, — на кончике материка, месяцами. Я поспел в Лаврентия как раз к концу этого тягостного срока и ждал по чукотским меркам всего ничего дня четыре. За это время пришел из Анадыря МИ-6, тот самый, с трубами для уэленской школе. На нем я и улетел. В полу огромного, как вагон, вертолета зиял разверстый квадрат люка, — там, несколькими метрами ниже, на подвеске плыли увязанные трубы. Совсем далеко внизу, в километре, пестрела по-осеннему нарядная тундра: зеленые, золотистые, красноватые, фиолетовые пятна. Через какой-нибудь месяц-полтора все это разнообразие цвета исчезает, а залитая сентябрьскими дождями тундра станет блеклой, монотонно-бурой, унылой. Ну, а сейчас солнечный свет еще более оживлял, украшал ее, тундра отражала этот веселый свет, к снизу, через люк, он врывался в вертолет, прорезая полумрак салона… Возле люка, с наушниками на голове, сидел, поглядывая вниз, Петр Бондаренко бортрадист-оператор. Задача его, как он мне объяснил, — присматривать за грузом на подвеске. В случае, если груз раскачает, он должен сообщить командиру, и эту качку нужно немедленно гасить — снижением ли, изменением скорости. «В этом деле, — сказал Бондаренко, — решают считанные секунды». Но слава богу, наши трубы вели себя спокойно…