Чтобы отвлечь зверя, я заорал, запрыгал и почему-то запел. Медведь, подняв голову, с минуту наблюдал мои выкрутасы, потом развернулся и пошел вниз по ложбине ручья. Собрав пожитки, я пошел следом. Медведь, забыв о возлюбленной, стал щипать траву, а я, заторможенный происшедшим, просидел у него на виду метрах в семидесяти три часа. Так установилась уже не терпимость - доверие. Мы с Корноухим с того дня доверяли друг другу. Он мог подойти кормиться к самой моей избушке, мог спокойно лечь и заснуть, когда я стоял рядом. Но дружбы в этой идиллии не было. Медведю никогда полностью нельзя доверять.
Видимое дружелюбие часто кончается коварством зверя, причем состояние благодушья в крайнюю агрессивность переходит мгновенно. С Корноухим, к счастью, этого не случалось. На открытую дверь дома и на людей он поглядывал без страха и злобы, но границу дозволенного хорошо понимал. Собаку не боялся. Она сопровождала его от дома не более чем на сто метров. Следовать за собой дальше Корноухий не позволял - разворачивался и делал угрожающий выпад. Собака, поджав хвост, убегала. Так прожили мы девять лет. С каждым годом Корноухий заметно дряхлел, от худобы на холке у него обозначился горб. Чувствуя слабость, в последнее лето жизни он не ушел на рыбалку, а лениво пасся, довольствуясь ягодой и травой. В берлогу не лег, став шатуном. И умер, греясь в теплом ручье каньона. По зубу в черепе установили его возраст. Он оказался близким к предельному - двадцать девять лет».
Состояние благодушья мгновенно может обернуться агрессией.
Тридцать лет прожил Виталий Николаенко в Долине гейзеров в окружении медведей. Расширяя территорию наблюдений, построил в окрестностях девять избушек, чтобы долго, иногда по нескольку недель, следить за жизнью каждого зверя. «За год под рюкзаком я проходил примерно тысячу километров и узнавал о своих «подопечных» много всего интересного».
Видел Николаенко, как выходит из берлоги медведица с медвежатами. Знал случай, когда самец, обнаружив берлогу, убил медведицу и сожрал медвежат. Подолгу наблюдал медведей-одиночек и видел, как на площади в шесть-семь квадратных километров паслись одновременно двадцать шесть медведей. Интересно рассказывал Виталий о том, как медведи кормятся, в начале лета - травой и ягодой, а в конце его - рыбой. «Девять из десяти медведей уходят к речкам рыбачить. Интересно, что взрослый крупный медведь, накапливая на зиму жир, съедает за сутки до ста килограммов лососей. Ни разу я не наблюдал, чтобы мать ловила рыбу для малышей. Они всегда довольствуются только ее объедками или буквально вырывают рыбу из пасти родительницы. И только на пятый год, каждый на свой лад, приспосабливаются к рыбалке. Ловят рыбу, бросаясь в воду, ловят «на ощупь» под берегом, загоном на мелкой воде или, опустив голову в воду, высматривают в ней добычу. Все медведи во время поедания рыбы почему-то едят еще землю. Мелкая дичь - грызуны, зайчата, слётки птиц «у медведей - увлечение молодости». Малышей у медведей обычно два-три, очень редко - четыре. И только раз Виталий наблюдал медведицу с пятью медвежатами. «Вверх по заснеженному склону она уводила пятерых медвежаток с намокшей шерсткой. Самый маленький шел последним на трясущихся ножках... Пять медвежат - аномалия. Даже из четырех выживают обычно лишь три».
Характеры у малышей проявляются уже с детства. «За Темнолапкой я наблюдал с ее малолетства. Она была очень инициативной. И даже трехлетняя, следуя за матерью, требовала молока, пыталась сосать ее на ходу. Любознательность Темнолапки зашла так далеко, что она стала приходить к гостинице, выстроенной в Долине для туристов, и заглядывала в окна. Рассудили: прилетая на Камчатку за новыми впечатлениями, после встречи с медведем туристы могут улететь и без старых впечатлений. Усыпив, Темнолапку увезли в вертолете и выпустили в горах. Она вернулась, но возле гостиницы уже не появлялась».
За тридцать лет жизни среди медведей и активным «выведыванием тайн» их скрытого бытия Виталий Николаенко много узнал, о многом успел рассказать, опубликовать интересные снимки. Понимал ли, что очень рискует в этой азартной работе? Лучше, чем кто-либо другой! В своей книге он пишет: «Встретишься взглядом со зверем, долго носишь в памяти его «фотографию», маленькие карие глазки переполнены дикостью и враждебностью». С близкого расстояния снимал он лишь тех медведей, которых можно было не опасаться, которые привыкли к маячившей рядом фигуре. В книге мы узнаём их на каждой странице. Но всякий новый знакомый всегда был опасен.