– Не дрейфь, парень, – усмехнулся тот. – Когда достопочтенному Джону потребуется помощь, он закричит.
Тут, к своему бесконечному облегчению, Дринкуотер заметил, как над планширем показались ноги Дево. До него донесся голос лейтенанта, в котором не осталось и следа недавних жестких интонаций:
– К вашим услугам, мадам.
Через миг Дево плюхнулся в шлюпку. Без церемоний выхватив у Дринкуотера румпель, он закричал:
– Отваливай! Весла на воду! Навались, и повеселей, лентяи! – Дево скрючился на корме, его фигура буквально излучала нетерпение. – Гребите! Прикладывайтесь так, как приложили бы французу, покусившемуся на честь вашей матушки!
Матросы загоготали над непристойной шуткой. Дево знал свое дело, и моряки энергично работали веслами; лопасти буквально взлетали над водой, чтобы погрузиться в нее при следующем гребке. Позади них «датчанин» ставил паруса. Дево оглянулся назад, и, проследив за его взглядом, Дринкуотер заметил какое-то мелькание – это женщина махала платком.
– Вилер, – произнес Дево. – У нас намечается работенка.
И он, не таясь, выложил Вилеру полученные новости. Ему было известно, что слышавшие его матросы разнесут вести по всей нижней палубе. Дево также знал, что Хоуп не стал бы так поступать, и не расскажи он все сам, до обитателей кубрика «Циклопа» дойдут лишь обрывки искаженных сведений. Готовность убивать неглубоко пряталась в сердцах этих людей, и первый лейтенант старался пробудить в них жажду крови. Он видел примеры, как в порыве энтузиазма матросы в бою становятся прямо одержимыми, и отдавал себе отчет, что в ближайшие часы «Циклопу» очень понадобится такое их свойство.
– Тот датчанин только-только вышел из Кадиса. Доны снялись с якорей, настоящий флот. К счастью, парень оказался настроен про-английски, – тут он сделал эффектную паузу. – Женат на английской девчонке. Чертовски хорошенькой, к слову сказать… – Дево ухмыльнулся, и матросы тоже расплылись в улыбках: намек возымел свое действие.
Когда «Циклоп» присоединился к флоту, стало уже темно. Полная луна помогла Хоупу проложить дорогу сквозь средоточие кораблей туда, где три горизонтальных огня на мачте обозначали присутствие адмирала.
Убавив ход, фрегат спустил шлюпку, на которой Дево отправился с рапортом к Родни. В качестве ближайшего результата этого события «Циклопу» был дан приказ ставить паруса и поставить в известность дозорные фрегаты. С заходом солнца флот убавил парусов, чтобы избежать рассредоточения, так что «Циклоп» вскоре миновал отряд линейных кораблей. На фоне проплывающих мимо гигантских корпусов юркий фрегат казался карликом.
На рассвете «Циклоп» заметил впереди фрегаты. Позади виднелись марсели кораблей флота, а один из них, двухпалубный семидесятичетырех пушечный «Бедфорд», ставил паруса в намерении присоединиться к авангарду.
В силу несовершенства используемой системы сигналов Хоупу было непросто передать на фрегаты сообщение. К счастью, он выбрал сигнал «Приготовиться к бою», а два часа спустя прибыл «Бедфорд», несущий тот же сигнал. Обе батареи корабля щетинились дулами орудий, так как Родни на рассвете передал приказ по флоту.
Едва палочки барабанщиков выбили первую дробь, Дринкуотер почувствовал напряжение, охватившее «Циклоп». Он помчался на свой пост на фор-марсе, где вертлюжную пушку уже приготовили к выстрелу. Но спешить не было необходимости. Все утро англичане находились в состоянии боевой готовности, но враг так и не показался. За эти часы флот, подразделение за подразделением, поворачивал к юго-востоку, огибая розовые скалы мыса Сент-Винсент и беря курс на Гибралтарский пролив. В полдень половина экипажа «Циклопа» собралась на обед, состоящий из пива, флипа и галет. Наскоро перекусив, Дринкуотер поспешил обратно на фор-марс, боясь пропустить хоть мгновение из того, что в газетах именуют «морским сражением». Он оглядел горизонт. Фрегаты расположились позади главных сил, а «Бедфорд» занял позицию ближе к берегу.
Его люди на фор-марсе заряжали мушкеты. Тригембо любовно обхаживал свою вертлюжную пушчонку. Позади них, на грот-марсе виднелся синий китель Морриса. Мичман склонялся над молодым матросом-девонширцем, чья смазливая внешность вызывала постоянные грубые насмешки товарищей. Дринкуотер не мог понять, с чем они связаны, но, наблюдая за Моррисом, смутно ощущал какое-беспокойство. Натаниэль в свои годы еще не догадывался, какой извращенной может быть человеческая натура.
Ближе к корме, на бизань-марсе, командовал сержант Хэген. Под его началом находились стрелки из морской пехоты. На фоне смоленой пеньки такелажа их алые мундиры являлись единственным ярким пятном. Опустив взор, Натаниэль мог без помех разглядеть палубу: ее приготовили к бою, грот и бизань были взяты на гитовы. Он видел Хоупа и лейтенанта Дево, вместе с пожилым штурманом стоящих рядом с рулевыми во главе с квартимейстером. Неподалеку от них держалась стайка мичманов и штурманских помощников: они могли потребоваться для передачи сообщений или подъема сигналов. Помимо синих мундиров на корме виднелись и красные: Вилер, неотразимый благодаря начищенному мундиру, бардовой перевязи и блестящему воротнику, стоял с кортиком наголо. Он небрежно зажал его под мышкой, но холодный блеск стали не давал забыть, что это смертоносное оружие. Не то что ясеневый прут, который играл роль шпаги во время мальчишеских игр Дринкуотера. Натаниэль не слишком думал о смерти и возможных опасностях. Сначала его мучил страх перед падением с мачты, но он сумел его преодолеть. Но что если ядро собьет мачту, например, фок? Мичман снова поглядел вниз, на сети, растянутые над палубой, чтобы защитить расчеты орудий от падающих обломков и перебитых канатов. Сейчас пушкари без дела слонялись возле своих орудий. На главной палубе, почти вне поля зрения Натаниэля, под световым люком на главной палубе, вели беседу второй и третий лейтенанты. Ожидая, когда им предстоит командовать вверенными батареями, они болтали с подчеркнутой развязностью.
Если не считать поскрипывания корпуса, шума ветра и воды, рассекаемой форштевнем, «Циклоп» был погружен в тишину. Более двух с половиной сотен людей напряженно ждали, как и команды других кораблей флота. В час пополудни на «Бедфорде» выстрелила пушка, привлекая внимание «Сэндвича», а на его марселе отдали шкоты. Для тех, кто находился далеко, этот трепещущий марсель означал, что час пробил, и вражеский флот появился в поле зрения.
– Ветер поднимается, – ни к кому не обращаясь, сказал Тригембо. Его голос нарушил гробовое молчание на фор-марсе.
Глава третья. Битва при Лунном Свете
Битва, описанная ниже, стала одной из самых драматических в истории королевского флота. Воды, в которых сошлись противоборствующие эскадры, войдут в историю двадцатью пятью годами позже, когда Нельсон стяжает славу и смерть у мыса Трафальгар, но сражение в ночь с шестнадцатого на семнадцатое января 1780 года не получило наименования по географической точке.
В эпоху, когда флотоводцам под страхом смертной казни запрещалось преступать через тактические каноны, предписывающие сражаться неразрывной линией против такой же линии противника, поступок Родни, рассредоточившего свои корабли, являлся исключительной важности новшеством, а способ, которым он достиг этого в ожесточенной Битве при Лунном Свете служит свидетельством его беспримерной отваги искусства в управлении столь большим количеством парусных кораблей.
Тригембо оказался прав. Спустя час после того, как с «Бедфорда» заметили одиннадцать линейных кораблей и два фрегата испанцев, небо затянуло облаками. Ветер отошел к западу и стал свежеть. Получив сигнал с «Бедфорда» Родни распорядился отдать по кораблям приказ «всеобщая погоня». Каждый капитан мог теперь действовать, не оглядываясь на остальных, и корабли, у которых днище недавно было обшито медью, стали вырываться вперед. Двухпалубники «Дифенс», «Резолюшн» и «Эдгар» захватили лидерство. Офицеры лихорадочно проверяли готовность своих подразделений, а капитаны, волнуясь, словно школьники, не сводили глаз с парусов. Ветер крепчал. Окуляры подзорных труб неотрывно следили за испанцами, которые, столкнувшись со столь превосходящими силами, переложили руль под ветер, стремясь укрыться в Кадисе.