- Моя милая, это очень неразумно с твоей стороны… и, поверь мне, тебе будет очень неприятно узнать… - покачала головой дредастая негритянка.
- Чёрт возьми, не читай мне нотацию! – огрызнулась певичка.
- Ну-ну… - Фрэнки вновь покачала головой, и вышла вслед за помощником продюсера.
Оказавшись за дверью больничной палаты, темнокожая женщина на мгновение замерла. На её устах заиграла злорадная улыбка.
“Чёрт вас всех дери, это ведь моя жизнь! Сколько я пью, сколько нюхаю, и с кем трахаюсь это моё дело! И передоз от кокса это тоже моё дело! Я распоряжаюсь своей жизнью!” – яростно кричала внутри себя Миола. Однако, в то же время, она понимала, насколько сейчас фальшивит.
Через два дня скандальную знаменитость выписали. Эти два дня Миола провела в больничной палате за перепиской с фанатами. Продюсер слепой куклы сообщил прессе, что у певицы дома случился обморок. Врачи ссылаются на переутомление, поэтому Миола пробудит в больнице ещё несколько дней под наблюдением. Узнав об этом, армия взволнованных поклонников стала осаждать странички певицы в соцсетях. Девушке пришлось, по мере возможностей, умиротворят своих фанатов.
Выписавшись, Миола сразу же отправилась на шопинг с двумя подружками-моделями. За этим занятием она провела большую часть дня. Потратив 30 тысяч на различное дизайнерское барахло, и пообедав в японском ресторане на 1300 долларов, девушка, держа в руках две сумки с вещами, вечером попала на одну из своих квартир. Через двадцать минут к певице заехал помощник продюсера. Миола как раз нюхала дорожку порошка, когда в гостиную мягкой поступью вошёл молодой криэйтор.
- Мистер Розенберг желает поговорить с тобой. – Сухо произнёс Фример.
Девушка кивнула и вытерла нос.
- Дедал, я… - всматриваясь в лицо молодого человека, начала Миола.
- Ты что-то хотела? – спросил Дедал.
- Я… я пойду, умоюсь. – Ответила она.
- Конечно, я тебя жду.
Они ехали ночными улицами Лос-Анджелеса около получаса. Скандально известная певица Миола Блайнддол сидела на заднем сидении чёрного Porsche, и флегматично смотрела в окно, слушая музыку в наушниках. Проехав голливудские холмы, девушка спросила:
- Мы точно едем к Розенбергу?
- Да.
- Я просто не помню, чтобы у него был дом за холмами.
- Ты ещё ни разу не была в этом доме. – Невозмутимо отвечал помощник продюсера.
- Ok. – Миола пожала плечами, и снова одела наушники.
Прошло ещё минут двадцать поездки. Автомобиль молодого человека то поднимался по возвышенностям, и тогда его двигатель грозно рычал, то опускался вниз, и тогда его двигатель, подобно довольному коту, начинал мирно мурлыкать. Наконец чёрный Porsche остановился возле небольшого непримечательного дома, расположенного на пустыре. Вдалеке, кое-где, виднелись редкие деревья.
Выйдя из машины, девушка скептически осмотрелась кругом. Скорчив брезгливо-обиженную физиономию, она прошла в двери, которые ей открыл молодой человек. Помощник продюсера провёл её через несколько убогих комнатушек, а затем распахнул массивные деревянные двери в просторную комнату, широкие окна которой были завешены плотными шторами тёмно-вишнёвого цвета. На тёмно-коричневом, почти чёрном, потолке находилось несколько ламп, плафоны которых были красного цвета, от чего всю комнату обволакивал мягкий багровый полумрак. Стены этой странной комнаты, были выкрашены в тон шторам.
Комната была меблирована большим грязным диваном, оббитым красным бархатом, покрытым чёрно-бурыми пятнами, двумя массивными засаленными чёрными кожаными креслами, несколькими высокими металлическими стеллажами, заполненными различными медицинскими инструментами и странными приспособлениями (ножами, лезвиями, зажимами, щипцами, цепями, крючками, пилками, колбами с растворами и т.д.), и широким металлическим столом, из хирургической стали. На столе лежала на спине, расставив ноги и распластав руки, обнажённая девушка, лет пятнадцати-шестнадцати. Руки и ноги её были крепко привязаны к углам стола. Она как-то неестественно улыбалась, глаза её были широко распахнуты, черты лица вздрагивали и растягивались. Должно быть, она была под сильной дозой некого наркотического вещества. Худые бледные руки девушки были исколоты. В комнате грохотала классическая немецкая опера, звучащая из старого патефона.