- О технологиях бессознательного, о геополитике, о диктате и потреблении, о сознании и хаосе, о жизни и смерти. – Ответил равнодушно молодой человек.
- А что… что у тебя написано на руке? Это, кажется, латынь? – вновь робко спросила певица.
- Да, это латынь. Chaos est cogitatio, сogitatio est malum. – произнёс помощник продюсера, а затем перевёл. – Хаос есть мысль, мысль есть разрушение. Мёртвый язык жив для тех, кто умеет слышать.
Девушка покачала головой, словно услышала то, что ожидала, а затем повернулась и резко вызывающе воскликнула:
- Кто ты?!
Дедал повернулся, и их глаза встретились. Молодая женщина впилась в глубокие серые глаза, словно хотела проникнуть в душу этого непроницаемого человека. Но, не выдержав невозмутимой холодности, в которой читалась титаническая воля, она первая отвернулась, невольно дрожа, пристыженная своей выходкой.
Около минуты длилось молчание, затем Миола неуверенно спросила:
- Ты любил когда-то?
- Я не могу любить, в том смысле как ты себе это представляешь. Это зависит не от меня.
- Неужели тебе не бывает одиноко?
- Я целое сам в себе, я мысль тождественная мысли. Одиночество мой дар самому себе. – Всё тем же небрежным тоном отвечал помощник продюсера, в то время как голос молодой женщины становился всё более тихим и глухим.
- Почему ты работаешь на Розенберга? Неужели и ты винтик в руках транснационального сообщества, стремящегося переделать мир? Неужели и ты жаждешь будущего, в котором трансгуманизм и тирания сплетутся воедино?
- Я проводник и помощник. Я сопровождаю Бенджамина Розенберга, как и многих подобных до него, как и буду сопровождать многих других после него. Я проводник, потому что не могу быть ничем другим. В этом моё предназначение, моя бессознательная страсть.
- Но ты!.. Неужто ты видишь красоту в грядущем новом мире? Неужто видишь красоту в преобразовании?
- Нет, не вижу. Я вижу красоту только в разрушении, ощущаю трепет в низвержении всего сущего. Моё нутро содрогается от наслаждения, когда рушатся цивилизации, когда леденеют планеты, когда взрываются звёзды, когда уничтожаются галактики, когда чёрные дыры пожирают друг друга. А гнилость и сладость, радость и страдание, покой и преобразование – мне одинаково безразлично.
- Как же ты можешь делать то, что ты делаешь?! – воскликнула девушка, разволновавшись, - Ты говоришь обо всём с таким безразличием, однако в тебе кипит жизнь к этой странной деятельности? О тебе говорят, что ты гениальный маркетолог, рекламный психоаналитик, идейный феномен? Зачем ты так страстно погружён в эту сферу? Я хочу понять тебя, но не могу. Знаешь ли ты, каково это смотреть внутрь себя и видеть ничто, видеть лишь пустоту?! Каково это каждодневно сгорать внутри от глухой боли и немой ярости?! – в её дрожащем голосе слышался надрыв.
Дедал посмотрел Миоле в глаза, в этот раз его взгляд был другим.
- Я знаю. – Мягко ответил он, совершенно не характерным для него тоном.
- Кто ты? Умоляю, скажи мне, кто ты? – жалобно проговорила молодая женщина, - Я не хочу исчезнуть во тьме, не узнав тебя. Пожалуйста, прошу, ответь, кто ты?!
Помощник продюсера наклонился ближе к девушке. Миола вся напряглась, услышав тёплое дыхание Дедала в своё ухо. Она вся обратилась вслух, каждая её клеточка напряглась в ожидании его слов. А затем она услышала странный голос, в котором сочетались женские и мужские тона, проговоривший:
Ответ на извечный вопрос так прост,
Я змей – пожирающий свой хвост.
Молодой человек отстранился. Дрожа всем телом, бледная словно труп, девушка прошептала: “я знала… это был ты… я знала…” По её щекам скатились две крупных слезы. Невыразимый трепет и необъяснимый ужас завладели её душой.
- Я хотела… хотела, чтобы ты забрал моё тело… хотела, чтобы ты проник в меня… поглотил меня… чтобы ты растворил мою душу в себе… - сквозь слёзы говорила молодая женщина, - но ты… ты не можешь…
Дедал, еле заметно, отрицательно покачал головой.
- Ты не должен… - ответив себе, прошептала певица, - тогда сделай кое-что для меня… я должна запомнить твой вкус…