- Ты, как и Каспар, заключила со мной контракт. Ты отдала свою душу мне, обменяв её на славу, известность, силиконовые сиськи, смазливое лицо, квартиры, машины, дорогие шмотки, любовников, кокаин и прочую чушь и глупость. Но ты должна помнить, твоя жизнь моя, и только я могу решать, сколько тебе ещё жить и когда умереть. Я более не потерплю подобных легкомысленных выходок. Можешь покупать, что хочешь и сколько хочешь. Можешь трахаться, с кем хочешь и где хочешь. Это только подымет твои рейтинги, публика любит тебя за сальные и скандальные похождения. Но больше никакого порошка. Иначе Самаэль прейдёт за тобой!
На последних словах, Бен Розенберг, крепко схватившись за рукоять ножа, торчавшего из промежности пленницы, поднял его вверх, прорезая лобковую кость, и рывком распорол живот несчастной жертве. Словно одержимая злыми силами фурия, малолетняя наркоманка громко застонала не чувствуя боли, будто испытывая невыразимое противоестественное удовольствие, оттого как грубое лезвие ножа резало её плоть. Словно для неё чудовищная агония слилась воедино с оргазмом. Её безумные стоны смешались с мужским оперным тенором в порыве сладостно-болезненного извращения.
Бородатый мужчина, оставив нож в теле несчастной пленницы, подошёл к лежащей на полу Миоле. Его крепкие руки разорвали пуговицу на штанах девушки, спустили их до колен, затем порвали шёлковые стринги. Положив девушку на живот, толстый продюсер приспустил брюки и навалился сверху на хрупкую певичку. Миола ощутила, как толстый член Розенберга болезненно проник в её задний проход. “Твоя жизнь принадлежит мне, мой съедобный продукт. Только я решаю, когда тебе умереть”. – Повторял Розенберг на ухо девушке, грубо трахая её в зад.
Миола почти не сопротивлялась, её взор был прикован к малолетке с разрезанным пахом и животом лежащей на столе. Она безумно хохотала, из её рта сочилась кроваво-чёрная пена. Её воспалённый взгляд был обращён на певицу. Казалось, она одобряла и свой вспоротый живот, и разрезанные половые органы, и грубое насилие, которое совершал сейчас Розенберг над Миолой, и красный свинцовый полумрак этой жуткой комнаты, и оперу, которую будто написали для того, чтобы она прозвучала в эти минуты. Сейчас, как никогда, Миола хотела поистине быть слепой куклой, дабы не видеть этот бесстыжий безумный взгляд малолетки лежащей на столе. Истеричное рыдание, которое более не было сил держать внутри, вырвалось из её груди. Ей казалось, что она попала в ад.
Толстый продюсер схватил певичку за волосы, сжав их в своей руке. Миола ощутила как запульсировал его член, а затем горячая сперма потекла внутрь неё. “Я слепая кукла… я слепая кукла…” – рыдая, шептала она. Розенберг рассмеялся, затем приподнялся и стал сильно бить девушку лицом об пол. Миола ощутила, как хрустнули её передние зубы, как серьги, находящиеся в губах, встряли в дёсны, как захлестала кровь из разбитого носа. Красная пелена заволокла ей глаза.
Когда певица очнулась и открыла глаза, она увидела, что бородатый мужчина уже до половины разделал тело умерщвлённой наркоманки. Голова злополучной девчонки была отрезана и лежала на столе. Глаза её были открыты, и будто по-прежнему смотрели в сторону Миолы. Отпиленные руки и ноги лежали подле туловища. Продюсер занимался извлечением внутренних органов, которые слаживал в широкую миску. Белая рубаха его вся была залита кровью, а на столе лежало с десяток окровавленных пилок и ножей разных размеров. Бенджамин Розенберг заметил, что его подопечная пришла в чувства, и обратился к ней:
- Тебе наверно интересно, почему твоя жизнь так важна для моих планов? Должно быть, ты думаешь, что всё это ради денег, ради прибыли, ради выгоды, которую я хочу извлечь из тебя, в дальнейшей перспективе? Так ведь, fraulein?.. – Во время своего длинного пафосного монолога, Розенберг периодически отвлекался от потрошения трупа. При этом он с чувством жестикулировал свободной рукой, а иногда и рукой в которой держал нож, стараясь как можно чётче донести свои мысли. Но в то же время ему импонировало бахвальство собственного красноречия, в сочетании со звуками его голоса. Представляю читателю некоторые выдержки из его полуторачасового монолога.