— Да, я понимаю. Вы туда полетите, — ответил Гровс.
— Сэр? — Игеру с трудом удалось сдержать удивление — если не сказать испуг, и он поспешил объяснить свою реакцию. — Ящеры часто сбивают наши самолеты, сэр.
И это еще слабо сказано!
Воздушный флот ящеров имел такое же преимущество перед самолетами Соединенных Штатов, как современные истребители — перед неповоротливыми машинами Первой мировой войны.
Однако Гровс покачал своей большой головой и ответил:
— И тем не менее вы полетите в Арканзас на самолете. Мало того, ящеры будут об этом знать.
Должно быть, на лице Игера возникло необычное выражение — словно его только что треснули здоровенным карпом по роже. Генерал рассмеялся и добавил:
— Мы всегда ставим их в известность, когда перевозим пленных ящеров по воздуху, более того, раскрашиваем самолеты в ярко-желтый цвет. Знаешь, срабатывает просто отлично — они, как и мы, очень неохотно стреляют в своих.
— Ну, тогда все в порядке, — кивнул Игер.
Даже если бы такого договора между людьми и ящерами не существовало, он все равно полетел бы: в армии приказы не обсуждают. Однако он набрался наглости и спросил:
— А можно, моя жена полетит вместе с нами, сэр? Я бы не стал просить, если бы она не знала о ящерах почти столько же, сколько я. Барбара будет полезнее в Арканзасе, во всяком случае до рождения ребенка.
— При обычных обстоятельствах я бы ответил «нет», сержант. — Генерал состроил гримасу. — Однако теперь не бывает обычных обстоятельств. Ты прав, твоя Барбара может принести в Арканзасе пользу, но я скажу тебе «да» совсем по другой причине. Откровенно говоря, сержант, ваш отъезд разрядит обстановку. Профессор Ларссен должен скоро вернуться сюда из штата Вашингтон.
— Да, сэр, — проговорил Сэм, не разжимая зубов.
Гровс не мог рассуждать иначе. Йенс Ларссен — талантливый физик-ядерщик, а генерал руководит проектом по созданию ядерной бомбы. И если пленные ящеры могут приносить пользу в другом месте… «Двух зайцев одним выстрелом», — промелькнуло в голове у Игера.
— Когда мы вылетаем? — спросил он.
— Через несколько дней, — ответил Гровс. — Нам нужно все подготовить и убедиться в том, что ящеры нас правильно поняли. Ты получишь письменный приказ, как только у секретаря найдется время его напечатать. Свободен.
Игер встал, отдал честь и ушел. Он даже не был уверен, что Гровс видел, как он поднес руку к козырьку: генерал сразу же погрузился в бумаги.
Барбара, Ульхасс и Ристин сделали несколько шагов к нему навстречу, когда он вышел из кабинета Гровса.
— Ты побледнел, Сэм, — сказала Барбара. — Что произошло?
— Собирай вещи, милая, — ответил он. — Мы переезжаем в Арканзас.
Барбара уставилась на него, разинув рот.
Ему пришлось напомнить себе, что ее еще ни разу никуда не переводили.
Генрих Ягер высунулся из башни своего танка, чтобы оглядеться по сторонам, а потом быстро нырнул обратно.
— Господи, как приятно снова оказаться за стальной броней, — заявил он.
Его стрелок сержант Клаус Майнеке проворчал в ответ:
— Полковник, у вас, кажется, и без брони получилось совсем неплохо. — Сержант показал на Железный крест под воротником Ягера.
Рука Ягера потянулась к медали. Он получил ее за помощь Отто Скорцени при взятии города Сплита на побережье Адриатического моря.
— Сержант, во время предыдущей войны я служил в пехоте, — ответил Ягер. — Тогда я думал, что одного раза мне хватит до конца жизни. Оказывается, далеко не всегда человек с возрастом становится умнее.
Майнеке рассмеялся, словно полковник остроумно пошутил. Однако лицо Ягера оставалось совершенно серьезным. Сражение во дворце Диоклетиана оказалось не менее страшным, чем окопная война во Франции за четверть века до нынешних событий.
Эльзасский город Руфах, через который танки Ягера с грохотом прокатили несколько минут назад, стал частью германского рейха во время Первой мировой войны. Франция рассталась с этими территориями после франко-прусской войны. Теперь он опять принадлежит немцам… до тех пор, пока рейх сдерживает натиск ящеров.
Ягер снова высунулся из башни танка и посмотрел через плечо назад. Шпили церкви Нотр-Дам по-прежнему высились на фоне неба. Рядом Ягер разглядел башню Ведьмы — так ее называли местные жители, — которую венчало большое и неаккуратное гнездо аистов.
— Красивая страна, — заметил Ягер, вновь усаживаясь на свое место.
— Понятия не имею, — проворчал Клаус Майнеке. — Мне мало что видно через прорезь прицела. Только после того, как мы останавливаемся на ночлег, удается что-то разглядеть. — Он облизнул губы. — Я знаю, что здесь делают хорошее вино. Этого у них не отнимешь.
— Точно, — кивнул Ягер. — Впрочем, на юге у них тоже неплохо получается.
Он не стал спорить с Майнеке. Когда он оставил бронетанковые войска на западе и отправился в Хорватию, им удалось остановить ящеров между Безансоном и Бельфором. С тех пор Бельфор пал, а вслед за ним и Малу; ящеры пробились к самому Рейну.
«Будь я там…» — подумал Ягер.
И тут же покачал головой. Почти наверняка ему бы ничего не удалось изменить. Он был превосходным офицером бронетанковых войск, однако отнюдь не военным гением — впрочем, даже гений не сумел бы остановить ящеров, когда они перешли в наступление.
— Может быть, нам удастся выбить их из Малу, — с надеждой проговорил он.
— Так говорили когда-то и в Колмаре, — ответил Майнеке.
Будучи ветераном, он понимал: существует огромная разница между тем, что говорят, и тем, что происходит на самом деле. Он поджал губы, а потом негромко добавил, словно боялся, что его подслушает злая судьба:
— Двигатель работает на удивление хорошо — стучу по дереву. — Он сжал пальцы в кулак и стукнул себя по голове.
— Будем надеяться, что он нас не подведет, — проворчал Ягер.
Производство танков пришлось заметно ускорить, они стали более громоздкими, к тому же постоянно возникали проблемы с топливным насосом. Однако инженеры рейха сумели сделать огромный шаг вперед — по сравнению с предыдущим поколением немецких танков новые могли похвастать 75-миллиметровой пушкой и толстой броней, идею которой позаимствовали у советского Т-34.
В результате теперь, чтобы выступить на таком танке против ящеров, требовалась лишь безрассудная храбрость — раньше нужно было окончательно спятить.
— Жаль, у нас нет бомбы, при помощи которой русские отправили ящеров в ад, — заметил Майнеке. — Когда и у нас будет такая же?
— Будь я проклят, если знаю! — ответил Ягер. — Видит бог, я бы тоже этого хотел.
— Но если не знаете вы — тогда кто? — спросил стрелок.
Ягеру оставалось лишь проворчать что-то маловразумительное. Он не имел права распространяться на эту тему. В России полковник участвовал в похищении взрывного металла у ящеров. «Как Прометей, укравший огонь у богов», — прошептала тень того Ягера, который собирался заняться археологией после окончания Первой мировой войны. Ягер вез доставшийся немцам взрывчатый металл через Польшу на лошадях, но ему пришлось отдать половину еврейским партизанам.
«Мне еще повезло, что они меня не прикончили и не забрали все», — подумал Ягер.
В России, а потом и в Польше он узнал, что Гитлер творил с евреями, находившимися на территории рейха; это вызывало у него отвращение. Ягер прекрасно понимал, почему польские евреи перешли на сторону ящеров — чтобы воевать против немцев.
Он также принимал участие в попытках немецких физиков создать атомный реактор в Геттингене — и здесь ему в очередной раз повезло: когда реактор вышел из-под контроля и в результате катастрофы погибло много талантливых физиков, включая Вернера Гейзенберга, сам Ягер сражался в восточной Франции. Никто не знал, сколько потребуется времени на восстановление реактора.
Между тем уставшая пехота и потрепанные бронетанковые войска защищали родину от наступающих ящеров. Если их постигнет неудача, то высоколобым никогда не удастся довести свои исследования до конца и сделать грандиозную бомбу. В Геттингене Ягер чувствовал себя бесполезным. Теперь он снова занимался тем, что умел лучше всего.