– Принеси подогретого красного вина, – велел господин, – с пряностями и корицей! Да поживее, не то кое-кому сегодня будет очень больно и очень стыдно!
Метнулся Алай, и пока не вернулся, таинственная госпожа о деле своём не говорила, а жаловалась на тяготы путешествия. Дескать, дороги хуже некуда, в трактирах противно и останавливаться – в комнатах клопы, готовят скверно, прислуга грубая. Трижды карета ломалась, один раз лошадей менять пришлось, а главное – опасно стало на дорогах, разбойники шалят. Никто их, правда, пока не видел, но все знают, что их сейчас несметное множество, потому что война близится и бессовестные мужики, опасаясь призыва в войско, бегут в леса и промышляют там грабежом честных путников. Власти же местные ничего не делают, потому что ничтожества, трусы и выскочки.
Видно было, что не хочет она сразу о главном. То ли вина ждёт, то ли просто не знает, как начать.
Ну, Алай недолго копался – и пары-тройки минут не прошло, как прибежал с подносом. Господин его кивком отослал, дождался, пока госпожа серебряную чарку опорожнит, и напомнил:
– Так в чем же состоит ваше дело, сударыня?
Сударыня, значит, выпила, кружевным платочком губы утёрла – и начала рассказывать. Не стану вас томить подробностями – уж больно глупо да скучно было. Но суть такова: она уже немолода, и есть у неё молодой сосед, граф, родовитый, бедный да холостой. Ну и возникло у них знакомство, а там и пламенная любовь и всё такое прочее. И уж так он её любил, что и не передать. Но ещё с весны начала она, тётка то есть эта, замечать, что как-то уже охладело графское чувство. Стала вынюхивать, что да как, людей своих посылала разведать, ну и выяснилось. Завелась у графа молоденькая зазноба. Стерва, тварь подзаборная. Без роду без племени, трава поганая. И граф предается с ней гнусным утехам, а про любовь истинную, пламенную – с тёткой то есть – уже и подзабыл.
– Понимаю, сударыня, ситуация житейская, – сказал господин. – Но какой же помощи вы хотите от меня, скромного столичного аптекаря?
– А то сами не понимаете? – хихикнула тётка.
– Вы хотите получить от меня целебные снадобья, которые умерили бы вашу душевную боль и восстановили бы прежнее, благостное расположение духа?
Мне показалось, он издевается.
– Что за чушь! – вскричала тётка. – Мне вас рекомендовали как сведующего человека.
Она так это слово «сведующего» произнесла, будто пальцами таракана сдавила.
– Прошу вас, выражайтесь яснее, – широко улыбнулся ей господин. – Ибо, как учит нас премудрый Памасиохи, многие беды происходят от того, что люди в важной беседе не до конца понимают намерения друг друга – и оттого делают ложные выводы и принимают опрометчивые решения.
Ну, она и выразилась. Вот слушайте, слушайте, почтенные братья, это уже прямо в яблочко будет. Короче, восхотела она соперницу свою извести. Но не так, чтобы травить или резать. Всё должно как бы само случиться. Или болезнь внезапная да скорогубящая (только не заразная и не отравление), то ли несчастье какое – потолок обрушится, лошади понесут…
– А я-то здесь при чём? – господин Алаглани аж руками развёл.
– Говорили мне, – шепнула тётка безымянная, – что вы можете. Что есть у вас такая сила, есть знания тайные…
Ох уж и жарко мне под тюфяком стало! От любопытства жарко: что ей господин ответит?
– Почтенная госпожа! – ответил он. – Боюсь, что произошло досадное недоразумение. Вы поверили ложным слухам – но я вовсе не чародей и никогда даже и в мыслях не приближался к этому мерзкому делу, безусловно запрещённому Высшей Волей и ещё в недавние времена сурово каравшемуся Праведным Надзором!
– Так я же заплачу! – заскрипела она и вытащила из-под корсета увесистый мешочек, позвенела им.
– Сударыня, – вздохнул господин, – уберите ваше золото. Прошу простить мою дерзость, но вы встали на ложный путь. Подумайте о своей бессмертной душе, не пятнайте её несмываемым грехом. Вы уже немолоды, скоро предстоит вам отправиться в тот путь, коего не избежать никакому человеку… не лучше ли попасть туда без крови на руках?
Ох уж она орала! Аж стёкла звенели и перья в чернильнице тряслись. А господин сидел напротив, кота гладил и ничего не ругань её не отвечал. А когда выкричалась она – и что так этого не оставит, и что с местом главного аптекаря заранее может он попрощаться, ибо стоит ей лишь слово шепнуть могущественным особам… и что издевается он над бедной вдовой – то вновь дёрнул он шнурок. Прибежал Алай, на всякий случай вновь на колени бухнулся.