– Не думать так, а только говорить в ответ на вопрос несоблюдающего, – придрался Залкинд и минуты три невозбранно ругался с телевизором, так как рабби Лайтман к тому моменту заскучал (Копчик говорил об общеизвестных вещах) и заклевал носом.
Розе пришлось полминуты громко скрипеть половицей и случайно задевать задом спинку кресла раввина, прежде чем тот очнулся.
Как раз в этот момент Копчик приступил к интересному.
– Итак, – он переложил микрофон из правой руки в левую, блеснув дорогими часами на запястье, – мы установили, что учение о кошерности, точнее, некошерности пресловутой свиньи далеко не столь однозначно, как мы его сейчас понимаем. В частности, существует влиятельная традиция, утверждающая, что ограничения, наложенные на нас Всевышним, парадоксальным образом не являются абсолютными. Все позднейшие учителя сходятся на том, что в эпоху Мошаха, после очищения мира, ограничения, налагаемые кашрутом, перестанут действовать…
– Опять предания и сказки вместо чистой Торы! Это невыносимо! – разгорячившийся Залкинд вскочил с места и бросился с кулаками на телевизор.
Роза на сей раз даже не шелохнулась: Меир, конечно, шлимазл, но всё-таки еврей, чтобы портить хорошую вещь. Так и вышло: худосочный кулачок Залкинда остановился в сантиметре от экрана.
Зато ребе всполошился, привстал в кресле и выругал Залкинда за попытку причинить вред его имуществу. Тот непродуманно огрызнулся какой-то цитатой насчёт уничтожения идолов, крайне неудачной – Лайтман разделал его под орех, всего минут за десять. То есть, конечно, не то чтобы разделал – Меира невозможно было заставить признать свою неправоту даже в самом пустяковом вопросе – но, по крайней мере, доказал неприменимость цитаты к данному случаю, что уже само по себе было огромным успехом.
За это время рабби Копчик в телевизоре рассказал много интересного. Роза даже пожалела, что пропустила всё это мимо ушей.
Наконец, друзья успокоились. Лайтман, довольный победой, устроился в кресле. Залкинд, пощипанный, но не побеждённый, снова устроился на коврике.
– Итак, – раввин в телевизоре подошёл к самому торжественному пункту, – сформулируем вековую загадку следующим образом. Свинья некошерна, поедание свиньи отвратительно и запретно. И тем не менее, тяготение евреев к свинине и некое обещание, что в будущем свинья будет каким-то образом дозволена – это часть нашей духовной реальности. На сей счёт существует каббалистическое предание, передающееся устно из поколения в поколение уже много веков. Причём речь не идёт о нарушении Закона – скорее, в самом Законе будет открыто что-то такое, что позволит нам, наконец, вкусить свиного мяса…
В комнате стало очень тихо. Лайтман перестал пыхтеть, а Залкинд – подпрыгивать на месте.
Еврей в телевизоре как будто почувствовал, что овладел вниманием аудитории. Он приосанился, снова переложил микрофон из руки в руку, и возвысил голос:
– Казалось бы, это невозможно! Разумеется, Закон не может быть изменён. Одна часть Закона не может противоречить другой. Ничто в Законе, открытое позднее, не может отменить явно сказанного ранее. Это, повторяю, основы, и всякий, посягающий на них, посягает на Тору.
– Хорошо сказано, – буркнул Лайтман.
К удивлению Розы, Залкинд промолчал.
– Теперь, евреи, прошу задуматься вот о чём. В Пятикнижии и Талмуде нет приложения в виде рисунков животных, их костей и черепов. Талмуд приводит признаки кошерных животных, также требуется непрерывная традиция поедания таковых. Например, в Торе дан список из примерно двадцати птиц, которые запрещены в пищу, остальные кошерны. Но так как утеряна традиция и мы не знаем, каким именно птицам соответствуют приведенные названия – мы едим лишь тех, относительно которых существует непрерывная традиция употребления их в пишу: это утки, куры, гуси, лебеди, перепела, голуби… Так вот, я задам необычный вопрос: является ли то животное, мясо которого запрещает есть Тора и Талмуд – и то животное, которое мы сейчас называем свиньёй, одним и тем же животным?
– Какая чушь! Свинья некошерна в любом случае, так как у неё раздвоенное копыто… – затараторил Залкинд.
– Дайте же мне дослушать, молодой человек! – прогундел ребе.
– Да, это звучит крайне необычно, – продолжал тем временем Копчик. – К тому же вы можете возразить, что свинья, несомненно, обладает раздвоенным копытом, но не жуёт жвачку, и это делает его некошерной. Тогда я задам следующий смелый вопрос – а что мы, собственно, понимаем под раздвоенностью копыта? Общепринятое толкование гласит, что…