Письмо было адресовано Клайду Уильямсу.
Значит, именно эта крысоподобная мразь была мозговым центром. Клайд был убийцей, и Велда сейчас с ним. Велда пыталась что-то выведать у него, у него, который знал все в деталях.
Я опоздал на полтора часа.
Время неумолимо шло вперед. Но я смог подняться и следовать за ним. Я должен был наверстать эти полтора часа и вернуть то, что время отняло у меня.
Господи, помоги!
Из окон кричали люди, приближался рев сирены, красный маячок мигал на крыше патрульной машины. Я свернул в боковую улицу, чтобы не попасться на пути полицейским. Наверняка кто-то записал номер моей машины и сообщит его полиции. Когда прокурор узнает, что я был тут, он съест свою шляпу. Самоубийство, сказал он. С его точки зрения Честер Уилер - самоубийца.
Умный человек наш прокурор, умный, как изюм в булке.
Небо выпустило еще порцию хрупких снежинок, которые засыпали весь город и попросили подкрепления. Богиня судьбы смеялась надо мной.
XII
Я сверил номер дома с адресом, указанным на почтовой квитанции. Дом, облицованный желтой плиткой, уходил высоко в небо; сквозь пелену снега светились окна верхних этажей.
Над входом в вестибюль был натянут тяжелый парусиновый навес синего цвета. Я сидел в машине и наблюдал, как швейцар в адмиральской форме прохаживается у входа, похлопывая руками, чтобы согреться. Он снял адмиральскую фуражку и стал греть руками свои изуродованные уши; я решил, что не пойду через парадный вход, - ребята такого сорта стараются свирепостью заработать лишний доллар.
Я отошел к соседнему зданию, подождал, пока меня не скроет снег, и пошел по дорожке, ведущей к черному ходу; цепочка следов вела к полуоткрытой двери. На стук отозвался голос со шведским акцентом, и пожилой человек с усами, закрученными возле самых ушей, открыл дверь.
- Да?
Я улыбнулся. Он ждал. Я поискал в кармане десятидолларовую бумажку. Он посмотрел на нее и ничего не сказал. Мне пришлось отстранить его, чтобы войти. Это была бойлерная. Под одинокой лампочкой стоял стол, к нему был приткнут ящик. Я подошел к столу и повернулся.
Усатый закрыл дверь и взялся за кочергу.
- Подойди сюда, приятель. - Я положил десятку на стол.
Он поднял кочергу и подошел. Он не смотрел на купюру.
- В какой квартире живет Клайд Уильямс?
С каждым моим словом он крепче сжимал кочергу. Он не отвечал. У меня не было времени на убеждение. Я достал люгер и положил рядом с деньгами.
- Так в какой же?
Его пальцы еще сильнее сжали кочергу, и он стал выказывать понимание.
- А зачем он тебе нужен?
- Собираюсь развеять его в прах. И со всяким, кто попытается меня остановить, будет то же самое.
- Убери пушку, - сказал он.
Я убрал пистолет в кобуру.
- Теперь убери деньги.
Я убрал деньги в карман.
Он бросил кочергу на пол.
- Он живет в высотной части. Здесь сзади лифт. Ты найдешь. Собираешься пришить его, да?
Я опять бросил деньги на стол.
- А что такое?
- У меня есть дочь. Она была хорошей девочкой. Раньше. Этот человек…
- Ладно, ясно. Он больше не будет тебя беспокоить. У тебя есть запасные ключи?
- Нет. - Концы его усов поднялись, глаза стали ярко-голубыми.
Я прекрасно понимал его состояние.
Лифт был маленький, служебный - для посыльных, доставляющих коробки с покупками. Я вошел в лифт и нажал на кнопку. Тросы натянулись, и лифт пошел вверх так медленно, что мне захотелось закричать, чтобы он пошевеливался. Я принялся считать этажи. Лифт едва тащился, механическое приспособление, которому незачем спешить. Мне хотелось его подогнать, помочь ему, сделать что-нибудь, чтобы он поторопился, но я был зажат в маленькой кабине, а часы тикали, и драгоценные секунды уходили.
Наконец лифт замедлил ход, остановился, и двери открылись. Я вышел в холл.
Тишина была такая, какая бывает, наверное, только в могиле, - мертвая тишина. За стеклянной от пола до потолка стеной холла лежал спящий город.
Только дежурный свет у лифта помогал разглядеть помещение. Я мягко закрыл дверь. Мой пистолет был в кармане, готовый выстрелить и проводить убийцу в его личный ад. Холл был пуст. За поворотом была комната, которая могла затмить лучшие апартаменты в президентском особняке и использовалась для ожидания лифта.
На стенах висели огромные картины в роскошных рамах, великолепные гравюры - свидетельства богатства. Стулья были обтянуты настоящей кожей, и на них могло разместиться десятка два человек. На журнальных столиках стояли огромные вазы со свежими розами, аромат которых наполнял всю комнату. Серебряные пепельницы сияли чистотой. Около каждой пепельницы лежала серебряная зажигалка. Единственным предметом, нарушавшим эту гармонию, был окурок сигары, лежавший посередине пушистого восточного ковра.