— Твоя судьба — быть рядом со мной, — вдруг сказала Женевьев.
— И со мной, — добавил тесть.
Помолчали. Значит, точно не уйдет? Решено твердо и окончательно? Ладно. На нет и суда нет. Как ни странно, но Саша ощутил облегчение, когда стало ясно, что Женевьев остается. С ней он почему-то чувствовал себя защищенным. Это все поцелуи глупые виноваты, шептал внутренний дознаватель, поцелуи и ничто другое.
И хотя капитан просил Женевьев не задавать вопросов, та все-таки стала его донимать. А он, в общем-то, был готов и даже не рассердился. Он видел, что это не обычное любопытство. Просто женщинам всегда нужно знать, что происходит. Иначе они могут пропустить что-то интересное, а это совершенно невозможно. Правда, в нашем случае интересного было мало, больше страшного и непонятного. Именно поэтому ничего толкового он и не мог ей ответить. Сами подумайте: все эти блюстители, миры, вся эта война — сумасшедший дом, да и только…
— А почему он сказал, чтобы я, смертная, не вмешивалась? Он что — бессмертный?
— Чушь собачья. Выдумки. Бессмертных не существует, — отрезал Саша.
— Дай-то бог, чтобы так, — ввязался тесть, и вид у него при этом сделался самый мрачный.
Все эти разговоры только распалили Женевьев. А если все-таки, спросила она, если все-таки он бессмертный? Есть у нас шанс с ним справиться?
— Откуда я знаю?! — не выдержал капитан. — Есть шанс! Нету шанса! Я с бессмертными не воевал ни разу. Я не Дункан Маклауд, у меня другая профессия — это ты понимаешь?
Женевьев понимала. Он и правда не похож на Дункана Маклауда. Но ведь Валера думает, что Саша какой-то там блюститель, и поэтому хочет его убить. Почему же Саша не сказал Валере, что он обычный человек? Капитан рассердился: что за глупый вопрос? Валера этот, похоже, просто с дуба рухнул. И чего теперь, с каждым психом теоретические беседы о бессмертии вести?
Тут забрюзжал тесть. Не знаю, сказал, как остальные, а лично он, Петрович, — старый человек. Без пяти минут персональный пенсионер и патриот своей родины. И как пенсионер и патриот он категорически отказывается принимать смерть от какого-то коня в пальто, пусть даже и бессмертного.
— Ну, хватит, хватит! Нет никаких бессмертных, — Саша вытащил пистолет, поднял, показал. — Вот, видите ствол?! Если эту штуку приставить ко лбу и нажать вот сюда, ни один человек — ни смертный, ни бессмертный — не устоит. Любой к праотцам отправится. Это понятно?
Это было понятно.
— Значит, все! Сидим и ждем.
Он спрятал в карман пистолет и сел. Ненадолго установилось мрачное молчание. Первым опять не выдержал Петрович. Предложил все-таки позвонить на работу. Пусть ребята приедут, прикроют нас. Капитан только плечами пожал. Позвонить можно, а что мы им скажем? Должен прийти неизвестно кто, неизвестно зачем и неизвестно что с нами сделать?
Однако звонить никуда не пришлось. Им самим позвонили, причем прямо на домашний телефон. Тесть хотел взять трубку, но Саша его одернул. Велел сидеть: если кому что нужно, наговорят на автоответчик.
Телефон продолжал звонить. Наконец включился автоответчик. Сначала на том конце жутковато молчали. Потом послышался вкрадчивый и тяжелый голос Валеры.
— Капитан, ты правильно догадался — это я. И я знаю, что ты дома. Не хочешь брать трубку? И не надо. Все равно я уже тут. Встречай.
С той стороны повесили трубку, и наступила мертвая тишина. Все трое молча глядели друг на друга. Внезапно тишину эту мертвую потряс тяжелый удар — один, второй, третий. Били в дверь. Казалась, что от ударов завибрировал весь дом, еще секунда — и начнет оседать, рушиться, расползаться по частям.
— А вот теперь, — поднялся Саша, — самое время звонить ребятам!
Бледный, сосредоточенный, он подошел к телефону, снял трубку. Секунду слушал, потом нажал на рычаг, снова послушал, с досадой бросил трубку.
— Провод оборвал, скотина!
— Давай я по мобильнику, — сказал тесть, стал было тыкать пальцами в смартфон, но прервался, в ужасе поднял голову.
— Нет сети!
Не было сети и у Женевьев с Сашей, интернет тоже не работал.
Удары в дверь усилились, стали страшнее, тяжелее. Теперь чудилось, что грохот идет отовсюду: от стен, потолка, даже пол потряхивало.
— Со всех сторон лезут, сволочи, — глаза у Петровича от ужаса стали совершенно круглыми. — Что делать будем, Сашенька?
— Ничего не делать. Драться будем. На вот, держи, — и капитан сунул Женевьев михеевскую «беретту».
Петрович тоже хотел пистолет, но ему пришлось обойтись шваброй — на его долю другого оружия не припасли. Он впился в эту швабру, как клещ, глядел из-под кустистых бровей испуганно и сурово. Грохот между тем усилился, удары стали еще страшнее. Кто-то снаружи тяжело надавил на дверь, уступая напору, она затрещала.