Иван снял с ленты багажного транспортера чемодан и дорожную сумку — вещи Анны. Первым, кого они увидели возле выхода из транзитной зоны, оказался смуглолицый мужчина лет двадцати семи. Он держал в руке белую картонку, на которой крупными буквами зеленым фломастером было выведено латиницей: «Ivan Kozak».
— Козак — это я, — сказал Иван по-английски, остановившись возле парня. — А вы?..
— Добро пожаловать в Доху! — дружелюбно улыбнувшись, сказал парень, облаченный в широкие светлые брюки и длинную белую рубаху с глухим воротом. — Меня зовут Сахид! Я ваш трансфер. Могу я взять ваши вещи? — Он посмотрел на симпатичную молодую женщину. — Здравствуйте, леди. — Затем Сахид вновь перевел взгляд на рослого поджарого мужчину и проговорил: — Мне сказали, что вас будет двое.
— Да, нас двое.
— Машина у входа. Я доставлю вас в гостиницу и возьму на себя, если понадобится, все прочие заботы по поводу вашего комфортного пребывания в этом прекрасном городе.
— Ну что ж, приятно слышать, что о нас есть кому позаботиться, — сказал Козак. — Возьмите чемодан, Сахид. Сумки я сам донесу до машины.
Глава 2
Они вышли из кондиционированной прохлады на автостоянку, пышущую сухим жаром, прокаленную за день беспощадным солнцем пустыни. Далеко, впрочем, идти не пришлось. Машина, присланная из отеля, ожидала их у самого входа в пассажирский терминал.
Сахид оказался человеком ловким, распорядительным. Чуточку опередив пару молодых людей, он щелкнул на ходу брелоком, открыл багажник серебристого «Мерседеса» и мигом определил туда чемодан. Затем, прежде чем леди подошла к машине, прыткий парень успел переместиться к задней дверке, открыл ее ровно в нужный момент и пропустил гостью вовнутрь.
Действуя так же ловко и точно, водитель вернулся к кормовой части машины. Он подхватил у мужчины европейской наружности обе сумки и поместил их в просторный багажник «Мерседеса».
Иван уселся на заднее сиденье, поближе к Анне, но не вплотную. Сам автомобиль не выглядел чем-то из ряда вон, серийная модель, хотя, понятно, не из дешевых. Только когда пассажиры оказались внутри, они смогли по достоинству оценить транспорт, присланный за ними.
Салон был отделан дорогой кожей с вставками из дерева. Сиденья, настоящие произведения автодизайна, оказались настолько удобными, что Иван и Анна буквально сливались с ними. Автоматический климат-контроль обеспечивал комфортную температуру. В салоне витал легкий приятный аромат, который нисколько не раздражал обоняние.
«Хорошо живете, ребята, — подумал Козак, мысленно обращаясь не столько к водителю, приехавшему за ними в аэропорт, сколько к тем персонам, которые могли себе позволить держать в качестве разъездного транспорта навороченную тачку стоимостью примерно в полмиллиона долларов. — Интересно, какие же средства передвижения вы держите для публики другого рода, каких-нибудь по-настоящему важных господ?».
— Хорошая машина, Сахид, — сказал он парню, усевшемуся в кресло водителя. — Далеко ли отель?
— Поступило указание обслуживать вас по первому разряду, сэр, — выруливая со стоянки, заявил тот. — Отель в десяти минутах от аэропорта, сэр. Извините, что приехал не на лимузине. Слишком неожиданно поступил заказ.
— Аня!
— Я здесь, милый. — Женщина легко коснулась его горячей руки.
— Я просто хочу сказать, что рад тебя видеть.
— Я тоже. — Анна улыбнулась. — Я все еще не верю своим глазам, Иван. До меня никак не дойдет, что мы вместе.
«Мерседес» вписался в не самый густой поток транспорта, идущего по многорядному новому шоссе. Проехав всего ничего, Сахид свернул к заливу, но не к самой подковообразной набережной, а к шоссе, идущему параллельно гостиничным комплексам.
Дневное светило к этому времени уже закатилось за плоский горизонт, дрожащий знойным вечерним маревом, и расплавилось где-то там, в жаркой пустыне. Так кругляш сливочного масла растекается на раскаленной сковороде. Последние закатные лучи, впрочем, еще догорали. Они отражались ярко-розовыми, оранжевыми, местами темно-красными, цвета бургундского вина, бликами в стеклах верхних этажей высоток, стоявших в центральной части Дохи.
Настало контрастное время суток. Пассажирам казалось, что сама автомагистраль, на которую они выехали, представляла собой тонкую грань между днем и ночью, светом и тьмой. Едва только с залива надвинулись сумерки, загорелись мощные лампы. Округа, включая шоссе и кварталы, прилегающие к нему, вся прибрежная часть города как-то разом занялась ярким заревом, соперничающим с естественным дневным светом. Его создавали тысячи ламп, фонарей и мощных прожекторов.