Примечания автора
Родившимся в понедельник
КОЕ-ЧТО ОБ ОРФОГРАФИИ, ПУНКТУАЦИИ И ИЗЛОЖЕНИИ
Название города, помеченного в атласах с русским текстом под названием «Фрейбург», переделано во «Фрайбург»; Оберстдорф, не обнаруженный там же, воспроизводит оригинал на русском побуквенно. Названия некоторых телеканалов и подавляющее большинство цитат приведены без кавычек, потому что в сознании главной героини слились с ней в одно целое. Переход повествования от третьего лица в повествование от первого можно объяснить либо желанием усиления
впечатления, либо… тем, что придёт в голову читающему.
...и об упоминаемых персонах
Свен Ха́ннавальд (Ханни, 09.11.1974) — немецкий прыгун с трамплина, олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира. До января 2018 года был единственным спортсменом, которому удавалось победить на всех этапах Турне четырёх трамплинов в одном сезоне.
Го́ран Ивани́шевич (13.09.1971) — югославский и хорватский теннисист, победитель Уимблдонского турнира 2001 года в мужском одиночном разряде, бывшая вторая ракетка мира.
Роке Луис Санта Крус Кантеро (16.08.1981) — парагвайский и испанский футболист, нападающий клуба «Олимпия» и сборной Парагвая. Участник чемпионатов мира 2002, 2006 и 2010 годов.
Джанлука Гриньяни (Gianluca Grignani) (07.04.1972) - итальянский певец, автор песен и гитарист.
Ви́лле Хе́рманни Ва́ло (фин. Ville Hermanni Valo, 22 ноября, 1976, Хельсинки) — финский музыкант, певец, композитор, фронтмен группы HIM.
Итак, поехали!
ОТЪЕЗД. Глава 1
Шла машина чёрным лесом
За каким-то интересом.
Инте-, инте-, интерес,
Выходи на букву «эс».
Детская считалка
Джина стояла, прижавшись лбом к прохладной поверхности стекла, и смотрела, как за окном умирал ещё один зимний день. Сумерки сгущались, небо неслось вниз, окутывая мраком дома, словно стремясь растворить их в наступавшей тьме. Те защищались, зажигая последние окна и неоновую рекламу на крышах, призывали на помощь фары машин, спешивших довезти своих владельцев до уютных кресел перед горевшими каминами. Атака была сорвана; небо отступило, тьма была прогнана прочь от земли и в наказание за недавние притязания окрашена в ржавые отсветы того, что ехало, стояло или мигало на относительно твёрдой поверхности.
Джина смотрела на ржавевшее небо и тусклые, еле заметные звёзды, с трудом пробивавшие толщу зимнего воздуха. Соперничать со светом фонарей они не могли и казались отсюда беспомощными, крохотными и жалкими. Быть может, они знали, что на какой-то малюсенькой планете какая-то малюсенькая Джина стоит у окна и, отыскивая далёкие миры, не в состоянии отринуть от себя ни тьму ночи, ни свет суеты, хоронит очередной день, не принёсший и не могущий принести ничего нового, кроме обычной рутины. Быть может, им это было неведомо и абсолютно не занимало, проникнет ли их свет — сначала сквозь суматоху световых дней и лет, потом сквозь мерзость обыденщины — и, наконец, дойдёт до Джины, расколов купол мрака над её головой.
Возможно, эти мысли и пробегали в сознании, но Джина не придавала им никакого значения: всё это было давно известно. По старой, давно укоренившейся привычке она считала, считала, сколько дней прошло с конца последней недели и сколько осталось до очередного уикенда, сколько дней прошло с предыдущего этапа и сколько дней осталось до предстоящего, сколько недель ей ещё предстоит ждать до конца сезона, в котором уже не будет ничего, и сколько месяцев пройдёт до начала следующего, в котором будет, скорее всего, не намного больше. От этого счёта можно было сойти с ума, и, убегая от него в прошлое (в будущем уже более полугода не было смысла), Джина разгонялась и перескакивала сразу через несколько лет.
2006 год, третий, второй, первый… Да, 2001. Тогда ей было хуже, чем теперь. Она лежала в постели и точно знала, что не только не доживёт до зимы, но не переживёт и лето. Она точно это знала, и ей было безразлично всё остальное, уже рассыпавшееся, несбывшееся, проигранное… Ничто не имело значения, кроме одного: скорее бы конец.
Весна 2001. И потом две недели в июне–июле. Одна — в июне, другая — в июле. Две недели подряд — и всё изменилось. Повернулось на 180 градусов, когда никто уже не верил, никто не помнил, никто не представлял. Весна 2001. Ей было так плохо, что даже смутное ощущение, не оставлявшее её до этого, ощущение того, что она что-то не сделала, что-то не попыталась изменить, развернуть, уничтожить или преобразовать, от чего-то избавиться или очнуться, мимо чего-то пройти, это смутное ощущение долга или вины по отношению к себе самой ли, к жизни ли, к нему ли — даже оно растворилось во мраке угасшего рассудка. И две недели лета. 9 июля, 11 сентября и октябрь с уже полным освобождением и окончательной половой переориентацией. Все вопросы и вина за своё неудавшееся прошлое куда-то отвалились, как насосавшиеся пиявки, их не было, они не существовали более, и Джина первый раз в своей жизни могла просто жить, ни о чём не задумываясь, ничем себя не пытая: ни вчерашним поражением, ни завтрашним днём, ни отупляющей работой. Топор, занесённый над её головой, за несколько лет до этого маячивший где-то высоко, но неумолимо спускавшийся всё ниже и ниже, вошедший, наконец, в её шею и разрезавший её всё глубже и глубже, был отринут, когда только одна полоска кожи соединяла голову с остальным туловищем. Ткани срослись, кости соединились. Остался ли шрам? Но таким вопросом, такой мелочью можно было не задаваться. Произошло чудо. Его надо было принять, в него можно было верить, и если такое было возможно, то уже ничего более действительно не имело значения, ничего страшного более не существовало, и Джина жила, жила без вопросов, на которые не было ответов, без тревог, которые ещё полгода назад никуда не отступали, и, самое главное, без мерзкого чувства безысходности и вины перед самой собой и перед теми, кого она любила, за что-то упущенное, просмотренное, неоконченное.