— А помнишь, как я во второй раз в Темпеста влюбилась? Это было в 1996 году, когда по «RTL» крутили между анонсами по девять песен, и «Final Countdown» шла после «Get Down», — Джина забылась до такой степени, что даже не потрудилась уточнить: то был польский «RTL» в аналоговом варианте, а не одноимённый немецкий в цифровом, с которого два месяца назад Джина записывала четырёхлетней давности торжество Ханни, — и я вспомнила, как слушала её десять лет назад, когда у нас видео ещё не было. Записала, конечно, а потом на Новый год по «ОРТ» «Europe» выдали первой в передаче «Лучшие из лучших», то есть Темпест был главным из первых в лучших из лучших, о чём я тебе, разумеется, поведала. И вариант песни был другой — они прилетели тогда на собственном самолёте для съёмок «Лестницы Якобса» в СССР. И это я записала, а потом надела свою самую красивую пижамку и завалилась в твою постель, а ты мне и говоришь: «Кого вы ждёте? Темпеста?» А я отвечаю: «Да», — и откровенничаю про то, как я в восемнадцать лет была в него дико влюблена. Кстати, тогда я ещё не соображала, насколько, вопреки смыслу текста, была велика эротическая составляющая в клипе, но где-то в глубине ощущала, — для доказательства Джина провела рукой по вновь торчавшим соскам, — и мне всё грезилось, что он в меня влюбится, сначала — так, походя, а я пойму, что шутя, и буду страдать, а потом уж он втрескается серьёзно. Так он у меня и отпечатался с восемнадцати лет, а затем приехал ко мне погостить, да так и остался в моих покоях. Ах нет, мы же с ним Хиллу какую-то каверзу устроили, когда он выиграл чемпионат «для Джорджии», а не «для Сенны», я и разозлилась, что о великих позабыли. Как я беззаветно была в него влюблена… в восемнадцать лет. И это припомнилось в двадцать восемь, когда я занималась репетиторством, представляя во время уроков, как Джой раскладывает меня на ковре, перед которым я сидела. Тогда я была извращенкой. Смотри, что получается: я горю желанием отомстить за Сенну и еду к Темпесту в Швецию, влюбляюсь в него, тут ещё и Канделоро несколько раз в год исправно подтапливает лёд великолепным торсом согласно своей фамилии, и в таком состоянии несусь к лету 1997 года, пока продолжаю держать в уме Сенну, выхожу на Женьку, который играет с Куэртеном в открытом чемпионате Франции, переключаюсь на Гугу, разбивающего Женьку по всем статьям, ищу его в последующих турнирах и натыкаюсь на Рафтера, отслеживаю матчи с его участием, попадаю на финал Иваниши с Кешкой и наконец узнаю, что такое лучшая подача. Наступает 1998 год, я влюбляюсь в Горана, он своей игрой доводит меня до дикой депрессии, а потом выигрывает Уимблдон, да так, как никто никогда ничего не выигрывал. Сумасшедшие зрители, как на футбольном матче, потому что до этого шёл дождь и в воскресенье доигрывали полуфинал, и холодным англичанам пришлось сдать свои билеты, которые попали в руки тех, кто любил и болел по-настоящему. Двести двенадцать эйсов и прочие мыслимые и немыслимые рекорды, лучший матч за всю историю… Из ада в рай за пятнадцать дней. Приключения продолжаются: талибы бомбят Нью-Йорк, я в прекрасном настроении болтаюсь по музыкальным каналам и оттягиваюсь на итальянцах, меняю ориентацию, перескакиваю в 2002 год, вижу Санта Круса, понимаю, что такое сверхъестественная красота, и останавливаюсь в месте, где свет, когда он возносит к небу свои голубые очи. Вот таким путём бог вёл меня, чтобы тормознуть на нём. Спрашивается «зачем?», а ответа не имеется, потому что le vie della provvidenza sono infinite, и я не знаю, остановка это или перевал. Вот таким путём, — правой рукой Джина чертила в воздухе зигзаг, пока её взгляд не упал на экран, где «Hanoi Rocks» исполнял «Boulevard Of Broken Dreams». Солист Джине понравился, и, отдавая должное его внешности, она закончила неисповедимый путь крайне неприличным жестом, — и к чему бы это, я не знаю. Мозгов у меня нет, но это неважно. Умом Россию не понять. Что-то мне надо почувствовать или доощутить.
— Несмотря на потерю мозгов, память у тебя прекрасная. Ты ошиблась только в одном: я очень хорошо понимала, что ты была влюблена в Темпеста в восемнадцать лет.
— Не может быть! А почему же…
— И не напомнила об этом в 1996 году по той причине, что хотела дать разгуляться твоему воображению посвободнее. И выговаривалась ты поохотнее в упоении превосходства, во-первых, возрастного, во-вторых…