— Так я пойду?
— Да-да, конечно. Допоздна не задерживайся, а то мы волноваться будем, да и вставать рано…
Так. Теперь можно звонить.
— Алло! Свен, как у тебя дела?
— Так же.
— Как ребёнок?
— По-прежнему. У вас что?
— Всё в порядке.
— Помощь Марио ощутима?
— Да, он так облегчил эти нудные хлопоты. Кстати, что он от вас такой грустный пришёл?
— Да он уже был такой. Я даже Надин сказал «какой красивый и какой печальный»… Что-то в этом роде.
— То есть… он таким к вам пришёл?
— Я не знаю, каким пришёл, потому что сам явился за десять минут до его ухода. В это время он уже был печален, но трудно сказать, сколько именно это продолжалось. А что, он так и продолжает грустить два дня подряд?
— Да, и не ест практически ничего. Я уж подумала, не обидел ли ты его ненароком. Знаешь, как это бывает: говоришь малозначащие безобидные слова, а по какой-то ассоциации это действует. Но раз ты появился перед самым уходом… А Надин ничего не говорила?
— Во всяком случае, ничего плохого. Он ей так понравился, она просто очарована была.
— Возможно, если она явно выразила своё восхищение, это его и омрачило.
— Я тебя понимаю. Там, где он жил, его красота была востребована. Он приносил кому-то счастье и получал что-то взамен. А здесь он оторван от всего этого и воспринимает комплименты отрицательно. Как насмешку, ты это имела в виду?
— Да, именно. Мы его отпустили сейчас, может, погуляет, развеется…
… Марио брёл по городу мрачнее тучи. Джина, Филипп, Ханни, ребёнок. И ведь не забирает бог к себе после всего этого. Что ему ещё от меня нужно? Бедная Джина… Её жизнь тоже кончена. Она узнает рано или поздно… Казино. Не везёт мне в карты — повезёт в любви. Повезло, как же. Он просто притягивает несчастья. Как и Джина. У меня несколько евро. Всё равно на них ничего не купишь. Зайду.
Рулетка. Красное, чёрное, чёт, нечет. Только чёрное. По удваивающейся ставке. Если заметят, наверное, попрут. Выиграл. Только нечет. Джина родилась в чётный год. Ханни родился в чётный. Нечётный всегда счастливее. Выиграл. Сколько ему лет? Тридцать один, тридцать два. Выиграл. Джина родилась 15 апреля. Проиграл. Ханни родился 9 ноября. Выиграл. Джина-то его любит! Зачем он ставил на пятнадцать? Чёрное, нечет. Проиграл. Чёрное, нечет. Выиграл.
Через полчаса у него было две тысячи. Хватит. За углом церковь. Надо отдать двести евро. Десять процентов на благотворительность от любого выигрыша. Он не будет больше играть. Но всё равно, отдать надо. А теперь купить мобильник и позвонить Джине. Пусть хоть узнает, что я жив. Но остальное… Как он скажет про остальное? Пока не надо. Это всегда успеется.
— Джина!
— Марио, господи, где ты? Что с тобой?
— Я во Фрайбурге.
— Как ты туда попал?
— Чисто идиотски. Отправился куда глаза глядят после того, как узнал, что трансляций не будет. О документах, конечно, не подумал. Мотался по центру. Патрули уже ходили. Нарвался, что-то ляпнул, отбрыкнулся. Вот меня и отправили перевоспитывать.
— Слава богу, ты жив. Но как тебя оттуда вытащить?
— Это потом. Что у тебя?
— Ничего хорошего. До нынешнего момента, понятно.
— Ну, а кроме меня, если это прояснилось?
— Так, вшиво.
— В связи с чем? Джина, не увиливай, ты ещё не знаешь главное. Представляешь, к кому я попал? К предкам Ханни.
— Ты что! Они тебя не обижают?
— Нет, даже волнуются, что похудел и побледнел.
— Сильно?
— Да нет, терпимо.
— Ты видел Ханни?
— Да, он уже построил себе дом, о котором мечтал. И ураган успел чуть подпортить крышу.
— Кроме крыши, ты ничего интересного в его доме не увидел?
— Что ты имеешь в виду?
— Его настроение, например.
— Джина, я видел всё. Не лукавь. Что тебе известно?
— Что он всё-таки хотел вернуться. Даже в этом году. И что возвращение не состоялось. Я бы тебе не сказала, но знаю, что по его виду ты это и так определишь.
— Это не единственная глупость, которую он сотворил.
— Но все остальные глупости вытекали из этой.
— Он кретин. На что он рассчитывал? Изрезать тебя и меня на кусочки и засчёт чужой боли вернуться?
— Но он же этого не знал.