— Love is a flame that can’t be tamed…
Свен поднял глаза. С экрана телевизора на него смотрело его сегодняшнее несчастье и голосом с потрясающим тембром разъясняло те ошибки, которые он совершил. Ханни вспомнил английские слова, слетавшие с губ Марио в недавнем сне. Лёжа с ним в пригрезившейся постели, он воспевал чужую любовь, слишком явно вставшую сегодня перед Свеном…
— О, господи!
После «Keep Of Pretending» зазвучала «Sacrament». Причастием был Марио. Жизнь Свена из безрадостной, но прямой дороги превратилась в тысячу путей, манивших и пугавших, ласкавших и ранивших одновременно. Палач и жертва, он не знал своих преступлений и ещё не ведал всей меры наказания. «Ведь я красивей, но, забыв меня…» Откуда это? Ах, да Лопе де Вега. «Собака на сене». И тут итальянцы. Если бы Марио встал бы сейчас перед ним и сказал, что кара иногда предшествует проступку, он бы вообще помешался. Но Марио нет. И не будет ещё долго. Он ушёл в свою жизнь, бросив Ханни в водоворот новых страстей. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты станешь моим. Любой ценой.
Так Свен и провёл последующие дни. Красавица Джина потихоньку обрастала жиром на местных колбасках и грохалась с Вилле в нарды, замышляя новые злы. Вилле развлекался её парадоксами в ожидании Марио.
Пока не пришло четвёртое свидание…
Свен встретил Марио у входа.
— Ты обзавёлся личными рок-звёздами?
— Угу. Балдею от этого тембра. А «Funeral Of Hearts» — вообще… Хорошо, что он не знает, как мы с Джиной орали эти песни. Ни у неё, ни у меня нет ни слуха, ни голоса. Мы компенсировали это громкостью и экспрессией.
— Мне лично это показалось прекрасным. В моём сне ты цитировал мне отрывки.
— Так у вас вещие сны.
— Это зависит от тебя. Что ты…
— Да, так что у вас с крышей?
— Она у меня поехала.
— Я не в фигуральном смысле.
— А в практическом крыша откладывается. Она действительно вылетела у меня из головы. Я забыл заехать в магазин.
— Тогда что у нас в смысле меню? Салат, картошка, пирожки?
— А ты и печь умеешь?
— Умею. Вам бисквит или что-нибудь нежнее? — Марио наклонился, слово «нежнее», слетев с губ, потонуло в волосах, закрывших щёку.
Им ещё многое предстояло сказать и сделать. Ещё не появился у ворот Свена, закружив его окончательно, красавец Филипп, вызванный Джиной на подмогу, ещё Вилле не обвесил чёрными бриллиантами шею Марио, ещё не состоялась очередная встреча в ночи, так любящей окутывать своим мраком самое сокровенное, ещё Марио не продиктовал в этой ночи свои условия Свену, ещё Свен не достаточно хорошо разобрался в итальянском. Всё это должно было идти своим ходом и развиваться разумно и постепенно. Но Свен, опережая события, бросился к двери, щёлкнул замком, кинулся обратно к Марио и впился в его губы хищным поцелуем, стремясь снова сорвать это самое «нежнее», потому что оно могло предназначаться только ему одному. Марио с ужасом чувствовал, как предательски слабеет сопротивление его рук, упёртых в грудь Ханни.
— Раскрой губы.
— Нет.
Марио говорил «нет», но, произнося это, соглашался, потому что губы размыкались на слове «нет». Отрицание стало подтверждением. Марио отвечал, забыв обо всём на свете. Ни здравый смысл, ни уходившее время, ни воля Джины не могли остановить их. Руки Марио теперь обнимали спину Ханни, руки Ханни скользили по джинсам Марио. Слившись в этом бесконечном поцелуе, они презрели всё, даже мановение руки, творившей их. Созданное отделилось от творца. Они плыли в этом бесконечном неразрешавшемся поцелуе, владея тем, кто их создал, и кроя всё по своему произволу. Фантазия покорилась своему творению, сжигавшему её планы, отступила и замерла в восхищении, любуясь заревом, над которым плыл этот бесконечный неразрешавшийся поцелуй.
АГОНИЯ. Глава 9
Джина раскрыла дикие глаза. Она не сразу поверила тому, что это всё-таки случилось. Первый раз за три ужасных недели её воображение так разогнало действовавших лиц, что они оторвались от ранее задуманных планов и шли в своей страсти наперекор замыслам. Первый раз за этот двадцать один адский день она смогла забыть о действительности. Бледные, дышавшие на ладан мечты возродились с былой силой и топили нынешние беды своим могуществом. Она смогла! Это свершилось! Пятница, 25 августа. Ей уже плевать на то, что её послания в интернете снова провалятся, — это уже не имеет никакого значения. Она снова вошла в то блаженное состояние (да, по сравнению с недавним оно действительно было блаженным), в котором пребывала месяц, два, год назад. Месяц тому назад уже состоялось второе невозвращение. Месяц тому назад у него уже был ребёнок. Джина не ведала этого и была не то что счастлива, но стабильна в сумраке дефицита информации. Она сделала ошибку, забыв золотое правило «нет новостей — хорошие новости». Если бы по ARD шла трансляция соревнований, она просто не переключила бы в перерыве между первой и второй попытками телевизор на «EuroSport» и ничего не услышала бы. Не услышала бы нескольких фраз, которые, ликвидировав необходимый ей дефицит, обрушили её в это море боли. Новости были. И они оказались плохими, а какими ещё они могли быть? Хотя, если бы трансляции остались, по ARD сказали бы то же самое… От судьбы не уйдёшь. Но это не главное. Она сумела восстать из ничего, из пепла, в который обратилась три недели назад. Её воображение смогло подняться над ужасом действительности так высоко, что действительность стала неразличимым пятнышком и забылась хоть на несколько часов. Это мало, очень мало, если делить на три недели, но это всё-таки есть. Если это возможно, возможно и повторение. Сперва, конечно, редкое. Но, кто знает, может, кошмар реальности в своём постоянстве станет привычным. Смирившись с ним (смирилась же Джина с его уходом после августа 2005 года!), она перестанет реагировать так остро. Необходимо время. Необходимо ждать, необходимо терпеть. Вся её жизнь — терпение. При её гороскопе и характере! Если бы ей сказали об этом двадцать лет назад, она рассмеялась бы — и только. Но это не главное. Это не главное. Она смогла, она смогла, она смогла. Теперь она должна попробовать выйти на свои бывшие иллюзии в интерьере годичной давности. Если они когда-нибудь раскроются перед нею в том же сумасбродстве, в том же своенравии, отметая её нынешние, делая их чуждое новое ненужным, а новую реальность — проходящей неприятностью! Скорей доплыть бы до прошлого! Ведь она уже ощутила себя не принадлежавшей настоящему!