— Двадцать шесть сантиметров чего? — и Джина захохотала.
— Тьфу на тебя. Вот пойдёшь с Лолитой покупать холодильник.
— А как же. Ещё и Романа позову, — и Джина захохотала снова, но вскоре опять нахмурилась.
Весы, весы. Санта Крус по-прежнему грустит. Бедный Ханни, бедный Роке. Джина вспомнила странное раздражение, которое испытывала в пятницу ночью и считала не своим собственным. У неё-то самой не было причин для раздражения. Сердце, весы, молния, весы. В чём ты сомневаешься, милый? В будущем, в настоящем, в третьем возвращении? Сомнения — думы о невозможности или чрезвычайной трудности исполнения твоих желаний. Джина несколько раз перечитывала «Шагреневую кожу» и каждый раз убеждалась в том, что Бальзак слишком рано взялся за её написание и по молодости лет очень много упустил. Человек никогда не бывает свободен от желаний. Даже у порога смерти, безнадёжно больной, он желает. Тот, кто любит жизнь, желает продлить её, пусть на несколько мгновений. Тот, кто очумел от боли, не менее страстно желает скорейшего конца. Жизнь Ханни в последние три года была сплошной цепью невыполненных желаний. Он, конечно, мог приободриться от рождения ребёнка, но природа человека скоро снова взяла своё: он продолжал желать то, чего недоиспытал в жизни, понимая, что уже не сможет это свершить. Отсюда и сомнения. Сомнения дважды — это сомнения по всему фронту, сомнения во всём. Он сомневается в том, нужен ли был ему ребёнок, от радости рождения которого он опомнился, нужна ли ему обыденщина рутины, успевшая ему наскучить, нужны ли ему все его победы, ставшие не сладким воспоминанием, а неумолимым и издевательским контрастом по сравнению с действительностью, нужна ли ему возможность какого-то занятия каким-то делом, нужна ли ему семья, нужно ли ему одиночество. Он сомневается в прошлом: если бы он знал, как всё это будет заканчиваться, начал бы вообще заниматься спортом или бежал бы от него, как чёрт от ладана? Он сомневается в будущем: там всё неясно и туманно, без намёка на просвет. Он не сомневается лишь в том, что в один прекрасный день умрёт, и Джина часто думала о том, что приняла бы это спокойно: таким ясным и определённым вставал в её сознании этот день, после которого можно будет, наконец, подвести жирную итоговую черту и уже не сомневаться ни в чём, а спокойно и деловито готовиться к собственному отходу. Передумывая всё это, Джина оживилась и вспомнила кутерьму, заваренную ею минувшим вечером: во время суда, возбуждённого Ханни из-за её книги, он претерпел дикий психологический срыв, был доставлен в больницу и, придя в себя только для того, чтобы попросить прощения за его молчание и прочие глупости и запечатлеть на руках и лицах Джины и Марио прощальные поцелуи, умер. После этого следовала душераздирающая сцена группового самоубийства Джины и Марио в каком-нибудь десятке метров от смертного одра Ханни. «Самое главное, всё это было так живенько и трогательно и совсем не смешно, как выглядит сейчас, становясь напечатанными фразами», — думала Джина, стукая на машинке. Она была в восторге от свободы своих мыслей от сгоревшего мотора и необходимости куда-то класть скоропортящуюся жрачку. Реальность действительно (неплохое сочетание, а?) уходила от неё всё дальше и дальше. Всё дело в настроении и в том, что оно формирует способность воспринимать в привлекающем ТЕБЯ образе те или иные ощущения. Как всё это было трогательно! Как безжизненно сейчас! Надо что-то делать с маслом. А, к чёрту. В конце концов, для этого существуют Лолита, рубли и масло, чтобы было кому, на что и что покупать. Значит, и Ханни может запасть на что угодно в зависимости от настроения, проглядывающего в его небесных очах. Отсюда следуют и то, что Джина может без ревности относиться к его Надин и к его ребёнку, и многовариантность предстоящего. Если бы Ханни был по гороскопу обезьяной, как сама Джина! Если бы по другому гороскопу он был упрямым бараном, как Джина! Но он тигр. Он не прыгает, он бросается. Он не баран. Он скорпион, который жалит, часто бывает, самого себя. Джина могла бы вылечить его, если бы он захотел. Если бы она могла с ним связаться. Если бы попала в его соответствующее настроение… Вчера Джина думала, что надолго вернулась в своё обычное состояние безраздельной власти фантазии, отсутствия возможности какой-либо связи с Ханни, полной неосведомлённости о его жизни и любви Ханни и Марио. Сегодня же эта самая фантазия и карты вывели её на реального Ханни, на реальное желание реальной связи с ним, на желание изменить к лучшему его судьбу и на её любовь к нему. Странная штука эта жизнь, то есть бред…