— Всегда ты стараешься обобщать и представлять некую унифицированную систему. Мы-то все разные. Любая женщина, которая родила, не променяет своего ребёнка на Ханни или ещё на кого-то, как бы сильно она ни была на нём помешана.
— Я не говорю о наседках и клушках. Любой алкоголик не променяет бутылку на создание чего-либо великого. Нельзя же на это ориентироваться. Я не претендую на непреложность своих слов. Это не закон, не аксиома, не теорема, всегда доказывающаяся. Я просто обобщаю со своей колокольни.
Джина замолчала. Она не стремилась убедить мать в своей правоте. Ей были глубоко безразличны и свои слова, и свои мысли; она забудет их через пару минут. Одного она не сможет забыть…
Он никогда не вернётся. Он никогда обо мне не узнает. Я его никогда не увижу. Я его никогда не забуду. Я люблю его.
В эту ночь Ханни, забежавший к своим родителям, остался один в комнате Марио и бессознательно водил рукой по подушке, на которой ещё так недавно лежала голова невозможной красоты. Джина так и не успела придумать, стоит ли ей вводить в этот момент появление Марио после разгульного вечера в компании с Вилле: она заснула. Далеко за образами Свена и Марио маячили две мысли. Может быть, он ей приснится. Может быть, утром она не проснётся.
Тяжело ступая, время медленно перевалилось за сентябрьский порог. Печальное событие готовилось праздновать свой первый месячный юбилей. Раздумывая, куда бы убежать от него, Джина лежала в постели и курила. Попробовать ещё раз уйти в имитацию медитации? Опять явится эта мерзкая старушенция, да нет, она уже сыграла свою роль. Интересно, что было бы, если бы в конце февраля Джине сказали бы, что пройдёт полгода, она ни разу его не увидит, только узнает, что по ARD отменят летние трансляции, что состоится второе невозвращение, что родится ребёнок? Повесилась бы? А так она прожила, не ведая, не зная, надеясь. Такая жизнь ей, конечно, не нужна. И она снова зачем-то живёт, снова не зная, что принесёт завтрашний день, хватаясь за что-то уже не в надежде — скорее, в отупении и желании хоть как-то забыться. К чему всплыла эта мысль про медитацию? Ей что, мало декабрьской лжи, потребовалось ещё и новое издание? Очередная гадость, подобная этой женщине? Джина не знала. Куда бы ни брести… Она откинулась на спину. Моё дыхание глубокое, но спокойное. Моё дыхание спокойное, но глубокое. Моему телу легко, свободно и приятно. Моё сердце бьётся медленно и ровно. У меня ничего не болит, мне ничто не мешает. Моё тело поставлено на автопилот. Ему не нужна моя душа. Она отрывается от тела и парит над землёй. Она направляется к Свену Ханнавальду (ведь не направляется же!), я вижу тебя (ведь не вижу, только представляю твой образ!), наши ауры накладываются друг на друга, я — это ты, ты — это я (и снова ничего не получается, зачем я это делаю?), я принимаю на себя твои ощущения, твои мысли, твоё настроение, а ты берёшь взамен мои… Ничего, нуль, провал. Что я тогда говорила? Я беру твою боль, лишь бы тебе стало лучше… Так вот, получай! Возьми обратно свою боль, а заодно и мою! Сравняемся: равновесие прежде всего… Забирай обратно свою боль, я сыта ею по горло. Лежу и знаю, что не дождусь. Очередной провал.
Джина повернулась на левый бок. Связь не отключена, подытожила она, как и прежде, в декабре. В декабре… Что было в прошлом декабре? В голове привычно метались бессвязные обрывки. Марио, разъезды Свена по этапам, комментарии, сюжеты рубрики. Она-то думала, что это будет надолго. Свен хотел уйти из-под власти Марио, ощутив себя хоть частично в новом качестве, а Марио сумел возбудить его ревность, комментаторство закончилось, будущее не было определено, Свен вернулся к Марио покорнее, чем когда бы то ни было… Фантазии той, декабрьской Джины, Джина помнила, но до и после всё было погружено во мрак. Она ведь как-то прожила прошлую осень, почему же не может вспомнить ничего? Август, уход, слёзы, сигареты, слёзы, слёзы. Но что делали Марио и Свен три осенних месяца в её сознании? Она же должна вспомнить. Что они делали во второй половине 2004 года, в первой половине 2006? Джина не помнила, мозг наполнялся ужасом ощущения этого беспамятства, останавливался на героях в момент разрыва. Джина не могла принять это и удовлетвориться: ведь была их любовь, сумасшедшая, беззаветная, бесконечная, где она, неужели она потеряла её навек из-за мерзости настоящего? Она не может вспомнить под прессом реальности. Это изначальное сведение Марио и Свена началось в 2004 году, когда Ханни не появился на летней сессии, эфир безмолвствовал, ты появился лишь на несколько секунд, тебя засняли на стадионе во время матча во Фрайбурге, ты сидел с каменным лицом, тогда-то я и привела Марио, чтобы он помог тебе. Вернуться, как я думала тогда…