— От спадов настроения никто не застрахован. Я не думаю, что честолюбие толкает вас на совершение какого-то грандиозного подвига, к которому не готовы ваши способности, ваш образ жизни или обстоятельства. Многие из нас, конечно, метили в Александры Македонские, только это уже не моя мысль, а Лермонтова, относящаяся к ХlХ веку и свойственная в основном крайней молодости…
— Вы абсолютно правы, определяя у меня отсутствие честолюбия. Разве я похож на целеустремлённого человека?
— Нет, и в этом ваше счастье. Трудно сказать, чем определяется атакующий характер: самим собой, гороскопом, образом мыслей, обстоятельствами или судьбой. А претворение в жизнь его желаний рассчитать ещё труднее. Единицы из десятков тысяч помышлявших преуспевали. Немногие из этих преуспевших остались цельными во славе и в последовавшем бездействии. Либо ты ломаешь пресс, либо он расплющивает тебя. Третьего не дано. Вам надо было поговорить об этом с Джиной, она расписала бы целый трактат. Подавляющее большинство её любимчиков — спортсмены…
-Mi chiedi, che ora e’, — Джина, появившаяся на лестнице с кассетой в руках, распелась на другие темы: она уже была подогрета «Sul treno» Нека по «Radio Italia TV». Даже присутствие Алекса в столь поздний час не могло испортить её настроение.
— Как же сыграла «Бавария»?
— Как я правильно перевела вчера с немецкого, — тут Джина самодовольно погладила себя по голове, — «Бавария» играет сегодня в 20.15 по Германии с «live» по ZDF. Одно плохо: картинку растянут, у Санта Круса будет полная попка и полная диспропорция с… Предчувствия вас не обманули, если вы решили остаться. Сейчас вам предстоит ощутить сопричастие к великому, — это уже относилось к Алексу, по губам которого промелькнула тихая улыбка. Никогда Джина не казалась ему такой девчонкой, как сегодня. Может, в ней откроется что-то новое и неожиданное, и он приобретёт больше, чем полагал получить этой ночью в постели.
— А почему не введут кодировку, если искажают кадр?
— Вы что, не говорите таких страхов. Я сойду с ума от печали.
— А почему ты не осталась у себя?
— Я же говорю. Картинку растянут, меня не ожидает совершенный балдёж.
Игра началась. Первые минуты прошли спокойно. На пятой минуте Джина стала записывать фланговый проход Санта Круса с последующей передачей в центр.
— Ничего себе передачка, — восхищение и возбуждение Джины росли огромными темпами. — Ты видал, что он творит в центре? Нужен тут какой-то сопливый Баллак, как же! Разная дистанция, разное направление — и две точнейшие передачи. Головой, как рукой… Болван, что он делает, там же Санта Крус открывался!
— Джина, но ведь «Бавария» играет с «Ст. Паули», а вы поставили во главе всего Санта Круса, будто это театр одного актёра!
— Естественно. Когда восходит солнце, звёзды гаснут. Светало. Рассвет, как пылинки золы, последние звёзды сметал с небосвода. Это не я, это ещё Пастернак сказал. О, нет! Только не твоё колено! — Роке сидел на траве, Алекс ёрзал в кресле. Джина забылась до такой степени, что в первый раз сказала ему «ты». Он не возражал. Ему понравилось, да ей всё равно…
— Как он бил по воротам!
— Ведь он не попал…
— Какая разница! Дело не в результате, а в красоте!
Джина, как и он, совсем нецелеустремлённый человек. Она сама об этом заявила. А ведь отними у неё этот смысл и нацеленность на результат других — и она будет горько оплакивать потерянное. Из этого что-то следовало, из этого что-то следовало. Но Алекс никак не мог вывести, что из этого следовало. Джина, преображённая в мгновение ока, бесконечно юная и прекрасная, сидела рядом с ним и волновала его, и этим он был обязан Санта Крусу!
— О, боже! — Санта Крус в игровом столкновении получил по лбу и отправился за кромку поля в руки врачей. Джина зачарованно смотрела, как рука одного из них прохаживалась по затылку Роке. Камера с противоположной стороны. Ко лбу прикладывают пакет со льдом, потом убирают, поднимают палец и отводят его в сторону, проверяя реакцию глаз. Глаза послушно двигаются вслед за пальцем, всё в порядке. Хлопают по щеке и отправляют обратно на поле. Наталья Леонидовна улыбается. Бог знает, чью руку, трущую затылок и хлопающую по щеке, представляет себе Джина! Ханни, Филиппа, свою собственную?