Никогда люди и страны не будут равны друг другу, как и животные. И дико, и невозможно, и противоестественно. Было бы равенство — не было бы естественного отбора, не было бы отбора — не было бы развития, эволюции. Бедный стремится стать богаче, больной — улучшить здоровье, глупый — набраться чуточку ума, незначительный — возыметь влияние, и всё это необходимо для прогресса.
Но во главу всего я ставила равновесие, возражала самой себе Джина и соглашалась. Да, ставила, но не свершившимся фактом, а стремлением к его достижению. И тут же опровергала себя снова: не всегда, Ханнавальд был по ту сторону, в огнях рампы, под лучами прожекторов, а ты сидела у экрана и смотрела на него. И всё было прекрасно и гармонично. Без него тебе не на кого было бы смотреть, некем было бы восхищаться, без тебя ему не для кого было бы творить и некого было бы прельщать. И его, и тебя это устраивало. И только когда гармония распалась, ты вспомнила, что стоишь неизмеримо ниже его и попыталась стать ближе. — Да нет же, не стать ближе, а восстановить потерянное, воссоздать распавшуюся связь, реанимировать погибшую систему. — Но, строчив ему e-mail’ы, ты надеялась на ответ. — Не главным образом, самым сокровенным было желание увидеть его снова.
Удивительно, но каждое предложение, противоречив предыдущему, тем не менее являлось истиной. Стремление к равновесию в грядущем, к тому равновесию, которое безвозвратно рассыпалось в прошлом, служение до конца дней своих тому, кого до конца этих дней увели из её жизни, — всё это не совмещалось, не связывалось, не состыковывалось. Устав от бесплодных попыток избавиться от разброда, она и рада была бы взойти на костёр и сгореть в пламени из-за него, для него и во имя него, да только ему это никогда не понадобится. Ей ничего не оставалось на земле, и естественным решением всех проблем казался тот момент, когда и его, и её призовёт к себе вечно правая рука.
НЕИСПОВЕДИМОСТЬ. Глава 1
В ночь с 17 на 18 октября Джина валялась в своей постели, комкая в руках угол подушки. Формально её взгляд был направлен на смятую салфетку; на самом же деле она смотрела на неё, как обычно, ничего не видя. Слёзы счастья вскипали в её глазах — то были слёзы благодатные. Отторженности последних дней от всего, когда она не могла понять, что сталось с её любовью, где её искать, и живёт ли она ещё на белом свете, этого чувства пустоты и отчуждённости, выраженного в картах чужим домом, как не бывало. Нынче они предсказали ей кольцо — взаимность. Я люблю. Так воображение, иллюзия будут питать мою любовь. Из этого следует, что, во-первых, она может быть вечной, во-вторых, моя собственная фантазия оказалась могущественнее, чем Ханни реальный. Она творит со мной то, что он уже не может создать. Я снова во власти любви, одно плохо: не Марио, а я сама встаю в своих сюжетах перед Ханни. Я лежу на его груди и вожу кончиком пальца от его шеи к низу живота и обратно, потом — подушечкой пальца, потом — всей рукой. Моя голова лежит на его соске, я слышу, как бьётся его сердце, и тонкой струёй яда это биение вливается в моё ухо. Несколько мгновений — и я уже плыву в море этой отравы к тому берегу, который, наконец, сделает всё возможным.