<p>
* * *</p>
В день весеннего равноденствия в Рекке должно было состояться большое спортивное состязание. Именно в этот день смутные стремления и неосознанные чувства Юли обрели четкую конкретную форму. Вместе с Киале и Туской он спешил к месту соревнований. Сегодня в нишах туннеля горели масляные лампы, ярким светом отмечая дорогу из Вакка в Рекк.
Толпа, увлекая Юли в своём потоке, вдруг вынесла его в каменную чашу огромного помещения. Неровный свет факелов освещал изогнутые стены гигантского партера. Сооружения такого масштаба невозможно сразу охватить взглядом и Юли увидел сначала только малую его часть между стенами коридора, по которому на праздник шел народ. Тысячи людей теснились в узких каменных проходах, с трудом поднимаясь по истертым ступеням крутых лестниц, расползались по террасам и заполняли огромный амфитеатр. Многие узнавали и окликали друг друга. Когда он сам переступил порог и оказался внутри каменной чаши, то смотрел сперва под ноги, чтобы не споткнуться на неровном полу. И в тот момент, когда Юли поднял голову, в обрамленном скалой пространстве возник сам Акха -- врезанный в свод огромного каменного купола, высоко над головами шумного людского сборища.
Пораженный Юли уже не слушал, что говорил ему Киале. Взор Акха был устремлен прямо на него, чудовищный дух тьмы внезапно обрел зримые черты.
Гремела музыка -- пронзительная, невыносимо подстегивающая нервы. Она играла для Акха, который парил, огромный и недоступный, с гневом во взоре. Его неподвижные каменные глаза видели всё. С его губ стекало презрение к жалкой суете ничтожного мира людей.
Ничего подобного Юли не видел в своей безмолвной заснеженной пустыне. Слова Нааба о том, что люди могут изменить свою судьбу с помощью веры, наконец проникли в его сердце. Колени его задрожали и могучий голос внутри него, -- голос, совершенно непохожий на его собственный, -- воскликнул: "О, Акха, наконец, я верю в тебя! Ты -- властелин мира! Прости меня за то, что я сомневался в Тебе, позволь мне быть Твоим слугой!"
И всё же, вместе с этим голосом, который молил, чтобы его поработили, звучал другой, более трезвый, но более требовательный. Он говорил: "Народ Панновала должен познать великую истину, которая открывается в служении Акха".
Он удивился противоречивым чувствам, обуревавшим его, причем острота противоречия не смягчилась, когда они вошли в Рекк и высеченный из камня бог стал виден им во всей своей красе -- в трещинах и пятнах помета летучих мышей. Он вспомнил, что недавно безумный проповедник Нааб сказал: "Мы не должны оставаться безучастными зрителями в битве между Небом и Землей". Сейчас Юли понял эти слова, почувствовал, что эта битва идет внутри его души.
Игры в честь равноденствия были захватывающими. За состязаниями в беге и метании копья последовали выступления борцов, в которых принимали участие и люди, и фагоры, причем у последних рога были спилены. Борцы уступили место лучникам. Они демонстрировали своё мастерство в стрельбе по колонии летучих мышей. Юли боялся летучих мышей, и, отбросив на время свои благочестивые мысли, стал с интересом наблюдать. Высоко над толпой потолок Рекка был унизан пушистыми тварями. Разбуженные шумом, они недовольно размахивали своими перепончатыми крыльями, издавая почти неслышные из-за своей высоты крики. Лучники выходили на арену и по очереди выпускали в летучих мышей стрелы с яркими перьями притов. К стрелам были привязаны шелковые нити -- чтобы потом просто подтягивать их, а не бегать за каждой под хохот толпы. Пораженные стрелами мыши трепеща, с шумом падали вниз и забирались меткими стрелками в качестве трофеев. Они считались деликатесом в Панновале.
В этом состязании победила девушка в ярко-красном платье, которое плотно обхватывало её шею и свободными складками ниспадало вниз до самого пола. Натягивая лук, она тщательно прицеливалась и сбивала одну мышь за другой. Волосы у неё были длинные и темные, как и у самого Юли. Звали её Искадор. Толпа бурно приветствовала её, но никто, наверное, не радовался её победе больше, чем Юли.
Затем были бои гладиаторов -- рабы против рабов, рабы против фагоров. Кровь и смерть заполняли арену. И всё это время, даже когда Искадор натягивала лук, изгибая свой прелестный стан, даже тогда Юли не покидало чувство радости от чудесного обретения веры. Он как должное принял наполнившую его сумятицу чувств, зная, что уже скоро она должна уступить место неколебимому спокойствию, приходящему вместе с умудренностью жизни, как рассказал ему Сатаал.
Он вспомнил легенды, которые слышал, сидя у отцовского костра. Старики рассказывали о двух небесных часовых и о том, как люди на земле однажды страшно оскорбили Бога Небес, имя которому было Вутра. Обиженный Вутра перестал дарить земле своё тепло. С тех уже незапамятных пор небесные часовые с надеждой ждали, когда Вутра вернется, чтобы снова с любовью посмотреть на землю: может быть, люди стали вести себя лучше? И если он решит, что дело обстоит именно так и люди действительно исправились, он положит конец лютым морозам Перевала и равнины.
Теперь, как это ни печально, Юли, скрепя сердце, признал правоту слов Сатаала. Да, он сам был просто дикарем, и дикарями был его народ. Если бы это было не так, разве его отец позволил бы фагорам утащить себя? Только такой дикарь, как Алехо, мог пойти в рабство к жалким тварям, которых просвещенные панновальцы сами превращали в рабов и убивали на потеху своим детям, как то и должно быть. Все фагоры должны быть рабами людей, а не наоборот. Да, в их сказаниях было зерно истины: Вутра действительно наслал на землю холода. Юли удостоверился в этом, когда узнал сказания Панновала и понял, что все легенды его народа -- лишь жалкое и лживое отражение величественной картины мироздания, поведанной ему наставником.
Поскольку здесь, в Панновале, сохранился более аргументированный вариант сказания, Юли понял, что Вутра оказался просто мелким божеством, капризным божком. Но он был мстительным божком, и в небесах было много простора для его гнусных страстей. Поэтому именно из небес исходила опасность -- снег, морозы и бури. Акха же был великим земным богом, правившим в подземелье, где каждый человек чувствовал себя в безопасности от врагов и стихий. Двое небесных часовых тоже не были благосклонны к людям. Странствуя в небесах, они тем самым попадали под влияние Вутры и могли в будущем напасть на человечество, поразив его огнем и принеся неисчислимые беды.