Они взбирались вверх, по террасам мест паломничества, где люди, толкаясь, спешили положить свои приношения к ногам Акха. Сатаал быстро обогнул постамент идола. За ним была литая бронзовая дверь с замысловатым рисунком, сейчас открытая. Они направились к ней по небольшим ступенькам.
Переговорив со стражей, Сатаал быстро прошел за неё и поманил за собой Юли. Когда они вошли внутрь и пошли по узкому проходу, свет быстро померк. Когда они ступили на потайную плиту, звякнул сигнальный колокольчик и Юли оступился от неожиданности. Его вновь охватило беспокойство. Он не ожидал так быстро попасть в святая святых и вовсе не был уверен, что готов к такой чести.
В Святилище не было ни души. Юли даже не ожидал, что такое возможно в перенаселенном Панновале. Впервые за долгое время он оказался в одиночестве, если не считать идущего перед ним наставника. Их шаги отдавались в узком коридоре гулким эхом.
Здесь было так темно, что Юли ничего не мог разглядеть. Священник впереди него казался бестелесным призраком, ничем, темнотой в темноте. Юли не осмеливался ни остановиться, ни заговорить -- такое считалось здесь непозволительной дерзостью. От него сейчас требовалось лишь одно: слепо идти за своим наставником, и всё, что бы ни произошло, он должен воспринимать как испытание своей веры. Если Акха любит подземную тьму, то так же должен любить её и он. Тем не менее, пустота тяготила его. Он кожей ощущал незаполненность окружающего пространства и эта пустота звенела у него в ушах. Казалось, они уже целую вечность продолжали идти в самое чрево горы. Голова Юли кружилась от ощущения вечности.
Мягко, внезапно, возник свет. Колонна света пронзила озеро стоячего мрака, создав на его дне яркий круг, к которому направлялись двое погруженных во тьму людей. Грузная фигура священника была четко видна на фоне света. Казалось, вечность отступила и Юли пришел в себя. К нему вернулось осознание значительности происходящего, он вспомнил, куда попал, и осмотрелся.
Стен не было. И это обстоятельство вызывало ещё больший ужас, чем полная тьма. Юли уже привык к замкнутому пространству. Уже несколько недель его окружали каменные коридоры, стены, всевозможные перегородки, в сумерках он всё время натыкался на кого-нибудь -- спину незнакомого мужчины, плечо женщины или торговца, углы подземных келий...
Прежде ему был незнаком непереносимый страх перед открытым пространством, но он уже отвык от заснеженных просторов равнины и Перевала. И теперь его охватил острый приступ агорафобии. Он в ужасе бросился на каменный пол, издав придушенный стон и прижавшись к спасительной тверди.
Священник не обернулся. Он достиг того места, где колонна света упиралась в пол и продолжал идти дальше, постукивая каблуками по очерченному светом кругу. Скоро он вышел из бьющего сверху светового столба и снова погрузился во тьму, так что его фигура почти мгновенно скрылась за туманным облаком света.
Это ужаснуло Юли ещё больше, чем открытое пространство. Он оставался здесь в одиночестве! Придя в панику от этой мысли, юноша стремительно вскочил и побежал вперед.
Когда и его накрыл столб света, он замер и взглянул вверх. Там, очень высоко над собой, он увидел неровное отверстие в своде, пробитую в камне круглую шахту и венчавшую её огромную откидную крышку, окаймленную зубчатой скалой. В шахте вился пар, смягчая падавший оттуда ослепительный дневной свет. Там, далеко-далеко наверху, был знакомый ему с детства мир, от которого он сейчас отрекался ради бога тьмы.
В бледных отблесках светового луча едва виднелись ребра колоссального свода. Юли показалось, что пещера вокруг него столь огромна, что в неё можно было бы поместить весь Панновал. По какому-то сигналу, очевидно, звону колокольчика, раздавшемуся у входа, кто-то открыл высокую дверь во внешний мир. Как предупреждение? Как соблазн? Или просто для драматического эффекта?
Возможно, всё вместе, подумал он. Ведь жрецы были намного умнее его, и, скорее всего, преследовали сразу несколько целей. Но думать было некогда и он поспешил за исчезавшей фигурой священника. Через секунду он скорее почувствовал, чем увидел, что свет позади него померк. Дверь в высоте закрылась. Он снова очутился в полной темноте. С чувством облегчения Юли догнал Сатаала.
Наконец они достигли дальнего конца гигантской пещеры. Юли услышал, как замедлились шаги священника. Не колеблясь ни секунды, Сатаал подошел к невидимой двери и постучал по ней костяшками пальцев. Через несколько мгновений стукнул засов и дверь медленно отворилась. Им открыла пожилая женщина. Под потолком, прямо над её головой, висела масляная лампа. Женщина, непрерывно шмыгая носом, пропустила их в каменный коридор, а затем заперла за ними дверь.
Юли пошел вслед за Сатаалом. Он понял, что попал в самое сердце Святилища. Пол в коридоре был сплошь устлан циновками. Вдоль стен на уровне пояса тянулась узкая каменная лента, изукрашенная искусной резьбой. Юли хотелось рассмотреть её поближе, но он не осмелился. Остальное пространство стен было гладким голым камнем. В них был вделан ряд дорогих деревянных дверей. За ними размещались кабинеты высших духовных лиц.
Шмыгающая носом женщина остановилась перед последней дверью и постучала в неё. Когда из-за неё послышался ответный стук, Сатаал распахнул дверь и кивком головы подал знак Юли входить. Нагнувшись, он прошел под протянутой рукой своего наставника в комнату. Дверь сразу же закрылась за ним. Он не знал, что видел Сатаала в последний раз.
<p>
* * *</p>
Оказавшись внутри, Юли удивленно осмотрелся. Всё говорило о том, что он попал в обиталище людей, облеченных богатством и властью. Комната была обставлена редкой работы каменной мебелью -- её можно было переносить, -- покрытой сверху цветными накидками из шерстяной ткани. Холодный камень пола покрывали роскошные цветные ковры, которых Юли никогда раньше не видел. Комната освещалась дорогой лампой с двумя фитилями на ещё более дорогой подставке из кованого железа. За исполинским каменным столом сидело двое мужчин. Когда Юли замер перед ними, они оторвались от чтения сложных казенных бумаг и подняли холодные глаза на посетителя. Один из них был уже знакомый Юли капитан милиции, застывший за столом, как каменная глыба. Его каска с изображением двойного колеса лежала рядом с ним на столе, обнажая порядочную плешь на черепе хозяина. Рядом с ним сидел худой и седой священник с вполне приветливым лицом. Он смотрел на Юли и всё время моргал, как будто один вид Юли ослепил его.