Усилк ответил лишь неразборчивым стоном.
-- Что ты сказал? -- Юли склонился к парню. -- Как ты себя чувствуешь? Тебе ведь придется двигаться самому. Ты сможешь передвигаться без моей помощи?
-- Ты всё равно не обманешь меня, монах, -- Усилк твердо взглянул на Юли через щелки опухших глаз. -- Прибереги свои лживые комедии для своего лживого бога.
Юли присел перед ним на корточки и Усилк резко отдернулся вбок от его горящего взгляда.
-- Слушай, у нас уже нет пути назад, -- сказал Юли. -- Ты должен понять, что все пути к отступлению уже отрезаны. Нас наверняка уже хватились. Попытайся также понять, что мне ничего не надо от тебя. Просто я хочу, чтобы мы выбрались отсюда побыстрее. Я достану для тебя монашескую сутану. Когда мы покинем эту камеру, я проведу тебя на Рынок и мы убежим вместе. Я заберу у торговцев собачью упряжку и всё необходимое, скажу, что преследую беглого еретика. Священник может забрать в Панновале всё, что угодно, заявив, что такова воля Акха, тем более, что сейчас чрезвычайное положение. Мы сможем спокойно проехать через главные ворота, если оба будем одеты, как охотники. Никто не посмеет задержать меня. А на равнине нас приютит жена одного знакомого мне торговца и охотника, Лорел. Мы поживем у неё, пока будем привыкать к холоду. А потом мы вернемся к моему клану. Мои дяди примут нас...
Усилк отвернулся.
-- Я никуда не собираюсь идти из своего города, тем более с тобой, монах!
-- Но ты должен идти! -- возмутился Юли. -- Ты уже беглец. Если тебя поймают здесь, за пределами Твинка, то тут же казнят за побег. К тому же, я привел тебя в комнату моего отца-наставника. Мы не можем долго оставаться здесь. Он не такой уж плохой старикан, но если он застанет нас тут, то обязательно донесет на нас милиции...
-- Ты серьёзно ошибаешься, Юли, -- внезапно послышался голос за спиной. -- Вообще-то твой "не такой уж плохой старикан" умеет хранить чужие тайны.
Рывком вскочив на ноги, Юли оглянулся -- и оказался лицом к лицу с отцом Сифансом. Тот бесшумно появился из глубины темного алькова и встал за спиной Юли, когда тот разговаривал с Усилком.
-- Святой отец... -- потрясенно выдохнул он.
Отец Сифанс только отмахнулся от него.
-- Я прилег отдохнуть, -- сказал он, не обращая внимания на растерянность ученика. -- Я был в Твинке, когда обрушилась его кровля. Что там творилось!.. Это было нечто невообразимое. К счастью, я почти не пострадал. Обломок камня лишь отшиб мне ногу. Я слышал всё, что ты тут говорил, так что позволь мне дать тебе совет: не пытайтесь уйти через северные ворота. Стража закрыла их и объявила чрезвычайное положение, -- просто так, на всякий случай, если достопочтенные граждане вздумают совершить какую-нибудь глупость, вроде побега из нашего святого города.
-- Ты не собираешься выдать нас милицейским, отец? -- тревожно спросил Юли.
От прежних времен, от дней его отрочества, у Юли сохранился острый костяной нож. Когда он задал этот вопрос отцу Сифансу, его ладонь скользнула под сутану и стиснула рукоять этого ножа. Этот нож был всем, что осталось у него от прошлой жизни. Когда Онесса ещё была в добром здравии, она украсила рукоятку своего ножа искусной резьбой и подарила сыну. Раньше он принадлежал её отцу-вождю, деду Юли, и он был преисполнен мрачной решимости пустить его в дело, если потребуется. Ему уже доводилось убивать людей, и он не сомневался, что сумеет сделать это вновь.
Святой отец хмыкнул, заметив его зловещее движение.
-- Я собираюсь сделать худшую глупость, большую, чем ты можешь представить. Я посоветую тебе, какой лучше всего избрать путь, чтобы покинуть нашу темную страну... -- он замолчал, подмаргивая подслеповатыми глазами. Юли внимательно смотрел на него.
-- Я вижу, что ты уже выбрал свой путь, -- печально и тихо продолжил святой отец. -- Увы, твоя душа не создана для веры и потому ни Хранителем, ни даже просто священником Панновала тебе уже не бывать. Ты вернешься, откуда пришел, и твой путь замкнется в кольцо, Юли. Но ты вернешься не таким, каким пришел сюда. Возможно, в этом есть какой-то смысл. Неисповедимы пути Акха и нам не дано увидеть всех его ликов... Быть может, тебе предначертано принести наш свет диким племенам и изменить историю. Кто знает... Впрочем, кто я, чтобы решать за тебя? Делай то, к чему зовет тебя твоя душа и будь счастлив. А брать с собой этого человека я тебе не советую. Он всё равно не выдержит дороги. Оставь его здесь, я позабочусь о нем. Он умрет легко и быстро.
-- Нет, отец, этот человек крепкого закала и хорошей породы, -- возмутился Юли. -- Он скоро поправится и непременно отправится со мной, если мысль о свободе дойдет до его упрямого сознания. Он много пережил и передумал. Как только он поймет, что на самом деле будет свободен, он выдержит любую дорогу. Он готов бежать. Не так ли, Усилк?
Заключенный пристально смотрел на них. Его раздувшаяся почерневшая щека закрыла один глаз и Юли никак не мог понять выражения его лица.
-- Ты изуродовал его лицо, сын мой, -- тихо ответил отец Сифанс. -- Заставил навеки стыдиться собственного обличья, а что ещё может быть ужаснее? Такого люди не прощают никогда и никому. Отныне он твой враг, Юли, и он всегда останется врагом, что бы ты ни сделал для него. Бойся его. Он принесет тебе зло. Он убьет тебя при первой же возможности. Брось его. Лучше оставь его здесь, мне. Он не успеет выдать тебя.
-- Я сам виноват, что он стал моим врагом, -- горячо возразил Юли. -- Я хочу искупить свою вину перед ним. Я постараюсь загладить её. Когда мы окажемся на свободе и будем в безопасности, он простит меня.
Отец Сифанс мрачно поджал губы и ответил холодно и сухо.
-- Некоторые -- не прощают.
Пока они стояли неподвижно, глядя друг на друга, Усилк, мучительно отталкиваясь руками от пола, неуклюже пытался подняться на ноги. Наконец, ему это удалось. Он привалился плечом к стене и замер, тяжело дыша. Юли же смотрел на старого наставника. Его сердце стеснилось от внезапно нахлынувших чувств. До этого самого мига -- до мига, в который им предстояло расстаться навеки, -- он не представлял, насколько полюбил этого старика.
-- Святой отец, вряд ли я могу тебя об этом просить, я даже не знаю, есть ли у меня право говорить с тобой об этом... В общем... Однажды ты признался мне, что ты и есть один из Хранителей. Хочешь ли ты вместе с нами уйти в открытый внешний мир? Чтобы у нас были и знания, и свобода?