Фреир и Баталикс сменяли на небе друг друга, а он всё шел и шел -- единственное живое существо, которое двигалось в этой снежной пустыне.
<p>
* * *</p>
-- Мать! -- крикнул старый Хаселе жене, ещё не дойдя до своего дома. -- Мать, взгляни, что я нашел возле Трех Исполинов!
Его сморщенная от старости жена Лорел, хромая с детства, проковыляла к двери, высунула нос на улицу, где морозный воздух обжигал всё живое, и проворчала:
-- Плевать на то, что ты там нашел. К тебе из Панновала приехали важные люди. По делу.
Хаселе усмехнулся.
-- Из Панновала? Вот они удивятся, когда увидят, что я нашел у Трех Исполинов. Иди, помоги мне, здесь не так уж и холодно. Не всю же жизнь тебе сидеть в этой хибаре!
Дом старого Хаселе был чрезвычайно примитивен. Он состоял из кругового нагромождения валунов, которое было едва выше человеческого роста, с проложенными между них досками и бревнами, разделяющими его на несколько комнат. Все зазоры и отверстия между валунами были забиты торчащими во все стороны волокнами мха, смешанного с застывшей липкой грязью, а сверху всё это покрывали натянутые на перегородки шкуры, прикрытые для тепла кусками дерна. Чтобы ураганные ветры не сносили его, Хаселе навалил на дерн собранные на берегу доски и бревна, так что вблизи всё сооружение напоминало дикобраза, отошедшего в мир иной. К этому круглому подобию каменной юрты позднее были добавлены пристройки, выполненные в том же духе импровизации, который подсказал и первоначальный вариант. Тем не менее, из отверстий, прорезанных в этой примитивной крыше, в хмурое небо поднималось сразу несколько роскошных бронзовых труб, мирно попыхивая дымком. Они говорили, что тут не становище дикаря, а первый оплот цивилизации. Этот бесхитростный, но здоровенный дом служил хозяевам не только для обитания. В некоторых комнатах сушились меха и шкуры, в других они продавались, а часть служила для хранения товара. В юности Хаселе был нищим бродячим траппером, который владел только женой и упряжкой в три собаки. Однако встреча с торговцами из Панновала перевернула его жизнь. Он обладал острым умом и быстро понял, что нет смысла бегать по снегу за зверем, если есть дураки, готовые делать это за него. Хаселе тоже стал торговцем и зарабатывал достаточно, чтобы к старости обзавестись не только внушительным жильем, но и собственной торговой лавкой. Сейчас ему самому уже с трудом верилось, что некогда он был жалким изгоем, выброшенным из племени за кобелиные проделки с чужими женами.
Его дом примостился на откосе, который, изгибаясь, тянулся на несколько миль на север. Его неровные склоны, усеянные огромными валунами, служили отменным укрытием для пушных животных. Это было первое место промысла молодого траппера и Хаселе испытывал к нему ностальгические чувства. В дни молодости его, как и прочих, тянуло в отдаленные и глухие места, но теперь он стал уже слишком стар, чтобы бегать за зверем. Тем не менее, он каждый день обходил свои владения, больше из привычки, чем по необходимости. Некоторым из наиболее внушительных нагромождений камней на своём откосе он даже присвоил названия, любимым из которых было Три Исполина. Это было особое место. Там, в укромном месте между тремя огромными глыбами, он обнаружил небольшое месторождение соли, которую и добывал для выделки шкур. Именно ему он был обязан всем своим богатством. Не найти он этой соляной жилы, он так и остался бы нищим. И, вероятнее всего, давно закончил бы свои дни.
Между чудовищными валунами в огромном количестве лежали более мелкие камни. С западной стороны каждого из них намело конус из снега, соответствующий его величине, с остриём, направленным точно в ту сторону, куда дул ветер с далекого Перевала. Всё это раньше было морским берегом, берегом давно исчезнувшего моря, которое омывало континент Кампаннлат с севера в те далекие благодатные времена. Но море исчезло так давно, что никто не мог вспомнить, когда это было.
На западной стороне Трех Исполинов под защитой каменных громад росла небольшая чаща колючего кустарника, выпускающего летом зеленый лист. Старый Хаселе очень ценил эти пряные листья, приправляя ими своё безвкусное варево, и даже ставил возле кустарника ловушки для животных, покушавшихся на его жалкое богатство. Сегодня он обнаружил в них юношу, почти мальчика. Юноша лежал без сознания, запутавшись в коварных силках. С помощью жены Хаселе приволок его в дымное святилище своего дома, причем хрупкая Лорел в основном мешала ему. Когда они поднялись на склон, он почувствовал, что его сердце едва не выпрыгивает из груди. Уже много лет ему не приходилось прилагать таких усилий.
В других обстоятельствах Хаселе не был бы так благороден, но одежда Юли привлекла его внимание. Ноги юноши покрывали сапоги из шкуры йелка, зашнурованные до колен. На нем были также теплые штаны и старая отцовская куртка из медвежьей шкуры с мехом внутрь, подогнанная ему по росту матерью; это грубое одеяние было натянуто прямо на голое тело. Поверх куртки на плечи Юли была накинута цельносшитая парка с капюшоном. Онесса в те дни, когда болезнь ещё не свалила её, украсила её белыми хвостами кроликов, пришив по три хвоста на каждое плечо, и отделала воротник узором из красных и синих бус -- последнего сокровища, которое уцелело в её семье. Несмотря на всё это Юли представлял собой плачевное зрелище. Его юное лицо было совершенно измученным.
-- Ты посмотри, он не дикарь, как те, -- с восхищением сказала Лорел. -- Видишь, как его парка украшена красными и синими бусами? И сам он просто прелесть, не правда ли?
-- Не говори ерунды, -- оборвал её муж. -- Парень выглядит так, словно вот-вот отдаст концы. А ведь он явно знатного рода. Так что дай ему теплого супа. Наверняка, его племя щедро отблагодарит нас.
Старуха зачерпнула ковшиком горячего варева и осторожно влила в рот найденыша несколько глотков, поглаживая его горло, пока он не проглотил живительный настой. Юли очнулся, кашлянул, сел прямо и шепотом попросил ещё. Кормя его, старуха сочувственно поджала губы при виде опухших в тепле щек, покрасневших век и ушей, жестоко истерзанных морозом. Она прижала юношу к себе, положила руку ему на плечо, покачивая его и вспоминая давно забытое счастье, которому она затруднилась бы дать теперь название.
Виновато оглянувшись, она увидела, что Хаселе уже ушел. Ему не терпелось узнать, по какому делу к нему пожаловали знатные господа из Панновала.
Старая Лорел со вздохом опустила темную голову юноши и последовала за своим мужем. Он уже потягивал выпивку с двумя здоровенными, раскормленными, словно боровы, торговцами. От их сырой одежды шел пар. Лорел потянула Хаселе за рукав.