«Я напрасно обидела тебя».
«Я не помню обиды».
«Это было летом».
«Лето сейчас».
«Какой ты молодой, ты моложе всех».
«Какая ты хорошая, ты лучше всех».
Готгельф Мишер тащит к эстраде пиво и водку. Пусть музыканты пропустят глоток. Трубач исполняет туш. Заказной вальс. «В честь того, кто подносит нам щедрой рукой». Подносит Серно.
Молодежь становится в круг. Хлопает, потеет, топает и приплясывает. Оле с Мертке отходят в сторону. Пусть все, кому охота, почтят Серно. Оле этого делать не станет.
И вот в зал является толстый Серно. Он снял пиджак. На руке у него повисла незнакомка — туфли на гвоздиках, чулки без шва, платье с глубоким вырезом на спине, подсиненные волосы похожи на линялую рубашку. Музыканты вскинули трубы. Серно выходит в круг. Он танцует вальс — круг налево, налево, налево…
На выбритом черепе Оле поблескивают капельки пота. Улыбка сбегает с его лица. Он стоит и не сводит глаз, женщина в синем… Где он видел эту спину? Эти чуть развернутые наружу ступни? В зале шепоток. Ветерком перебегает по залу имя — из уст в уста. Сотни взглядов устремлены на Оле. Это его жена танцует вальс. Озноб сотрясает Оле.
Аннгрет видит, что Оле стоит рядом с Мертке, и, оставив своего партнера, идет к нему.
— Нет, — кричит Оле. — Нет, нет!
По залу идет прежняя его жизнь, прежняя жизнь идет на высоких гвоздиках. Оле наклоняется к Мертке и крепко ее обнимает. «Спаси меня, Мертке, спаси!»
Аннгрет прибыла в деревню за два дня до праздника урожая. Брат встретил ее в рыбацком домишке меж двух озер.
— Зачем пожаловала, сестрица?
Сестрица приехала из-за судебного разбирательства.
Аннгрет одаривает детей бананами. Желтые приторные колбаски из-за океана. Брату она привезла западные сигары, черные, как кровяная колбаса, и в серебряной обертке: обертка с тропиками, обертка с пустыней, обертка с джунглями.
Жена Анкена получила маленькую коробочку пестрей павлина снаружи, дороже золота внутри. Она сорвала крышку.
— Ах, ко-офе! Кофе и у нас есть.
Аннгрет обиженно:
— Не думаю. Это экстра-кофе. Кофе, действующий по-западному — не только на голову, но и на душу. Незабываемые ощущения!
Аннгрет сновала по дому и по саду. Ах, какие низкие комнаты! Какие голые деревья! Она привыкла к другим садам, где полно травы.
— А если трава перерастет, мне велят ее подрезать.
— Ты, значит, там в услужении?
— Ну конечно, я резала электричеством. А потом выбрасывала.
— Что выбрасывала, сено?
— На Западе оно не нужно.
Странно, брат ее никогда бы с этим не свыкся.
Целый день Аннгрет болтает и бахвалится. Вечером идет к Серно — передать ему привет от Рамша.
— От Рамша?
— Он скоро вернется. — Указание из-за океана. Межконтинентальные решения.
— Больше этот обманщик ничего не передавал?
Наступил праздник урожая. Аннгрет пошла с братом на танцы. Надо же на людей посмотреть и себя показать.
Прошел месяц. Аннгрет без дела слонялась по деревне, всегда разряженная, мягкие руки намазаны пахучим кремом.
— А тебе не пора назад? — тревожился Анкен.
Нет, Аннгрет решила еще подзадержаться.
Анкен опасался неприятностей. Государство зорко следит за подозрительными западными штучками.
— Ехала бы ты с богом.
Аннгрет не уезжала. Вечером она даже пошла на деревню к Серно. Она забыла передать ему еще кое-что. И начала отсчитывать бумажки перед изумленным толстяком.
— За машину, ты ведь помнишь.
Рамш за железным занавесом места себе не находил, когда узнал, что у Серно конфисковали машину. Пусть это будет возмещением убытков.
Серно чуть снова не обратился к богу.
— Есть еще братья во Христе!
Час был поздний. Тощая жена Серно зевала, распяливая рот, как печную топку. Но можно ли оставить мужа и гостью вдвоем? Аннгрет только и знает, что подмигивать. А Серно уже вышел из-под божьей опеки.
— Ах, Запад, Запад! Там ведь тоже по-всякому живут! — Какая-то тайная думка есть у Аннгрет.
— Давай выкладывай!
У брата так тесно — жена, дети, и рыбой воняет.
Серно ощупывает деньги в кармане. Ладно, пусть Аннгрет перебирается к ним.
Фрида Симсон вызвала Аннгрет к себе:
— У тебя виза еще не истекла?
— Ах, нет! — И вообще не хочет ли Фрида хоть немножечко ее выслушать? Аннгрет рассказывает длинную историю, пропитанную слезами, приправленную чувствами. Она делает Фриду поверенной своих тайн. Secret, конечно! Фрида обещает молчать! И курит от возбуждения сигарету за сигаретой. На нее оказывали идеологический нажим. Теперь с этим покончено.