С губ Донны сорвался трепетный стон и она еле заметно пошевелилась. Я снова погладил её, уже смелее. Длинные ресницы Донны дрогнули и зеленые глаза уставились на меня. В следующий миг Донна лучезарно улыбнулась.
— Привет, милый, — томно произнесла она и, убрав мою руку со своего бедра, нежно пожала её. — Который час?
— Почти час дня. Ты спала?
Она сонно кивнула и снова закрыла глаза. Сон ещё не отпустил её. Я снова залюбовался ею. Донна была прекрасна. Раскрепощенная и всегда привычная к наготе, она гордилась собственным телом, сознавая его прелесть и притягательность для мужчин.
— Что ты хочешь на обед? — поинтересовался я.
— Тебя, — сонно пробормотала она.
— Нет, серьезно.
— А разве ты не хочешь меня? — надулась она.
— Очень хочу. И на обед, и на ужин и на завтрак, но ведь нам и в самом деле надо хоть изредка чем-нибудь питаться. Для разнообразия.
Глаза медленно открылись, но уже в следующую секунду озорно сощурились; в них заплясали дьяволята. Как хорошо я знал это выражение. Ничто не могло помешать Донне добиться своего.
Я попятился, грозя ей пальцем.
— Послушай, малышка…
Она тигрицей соскочила с матраса, игриво оскалившись и грозно расставив скрюченные пальцы с острыми коготками.
— Донна…
— Иди ко мне, мужчинка!
— Донна!
Я повернулся и бросился наутек, слыша, как шлепают босые ноги у меня за спиной.
— Ко мне, говорю!
Я промчался в спальню и прыгнул на кровать. В тот же миг на меня приземлилась Донна, на ходу сдирая с меня рубашку.
— Донна, ради Бога…
Она принялась щекотать меня между ребрами, прекрасно зная, что я не выношу щекотки и становлюсь совершенно беспомощным. Задыхаясь от смеха, я не мог выговорить ни слова. В несколько секунд она стащила с меня рубашку и принялась лизать язычком мой пупок. Это меня окончательно добило. Я взмолился о пощаде:
— Стой! Хватит!
— Хорошо, дружок, я остановлюсь, — пообещала она, — продолжая щекотать и вылизывать меня. — Как только ты скинешь с себя всю одежду.
— Хорошо! Ой! Я соглаа-а-сен! — завопил я.
— Тогда раздевайся! — скомандовала она, соскакивая с меня. — Шнель! Быстро!
— Ты — бесстыжая потаскушка, — проныл я, стаскивая туфлю.
— Говори, говори, мужичок, — кивнула Донна. — Только раздевайся побыстрее.
— Мы, британцы, не выносим подобного распутства. Неужто все в вашей свободной Скандинавии расхаживают в чем мать родила? Мы — люди приличные…
— Я нет понимать.
— Еще бы.
— Что значит — "в чем мать родила"?
Я не устоял перед искушением и звонко шлепнул Донну по её фантастическому задику. Эхо от шлепка прокатилось по всей спальне.
— Вот что!
— Ой! — громко завопила Донна и набросилась на меня, расфуфырившись, как дикая кошка. Несмотря на довольно хрупкое телосложение, она была удивительно сильной. Я с трудом соскользнул с кровати, но Донна ухватила меня на ноги, потом вскочила и с победным воплем стянула с меня брюки. Они так легко соскользнули, что Донна, не удержав равновесия, покачнулась и плюхнулась прямо на меня. Хохоча, как сумасшедшие, мы помогли друг дружке подняться и опрокинулись на кровать.
— Ты совершенно ненасытная, — сказал я, целуя её в ушко и вдыхая волшебный аромат её волос. От Донны всегда замечательно пахло; пожалуй, я никогда ещё не встречал таких душистых и свежих женщин.
— Вымыла голову? — поинтересовался я.
Она кивнула.
— Нравится?
— Очень. Съел бы тебя целиком.
Я легонько куснул её за плечо, потом перебрался к нежному горлышку; по телу Донны побежали мурашки.
— Посмотри, что ты натворил! — взвизгнула она.
— То ли ещё будет, — угрожающе проворчал я, нежно покусывая её ушко.
Донна дернулась, пытаясь, как мне показалось, высвободиться; на самом деле хитрюга ловко стянула с меня трусы. Я был так поглощен своим занятием, что заметил это, когда они уже болтались внизу на щиколотках.
Внезапно Донна привстала и посмотрела на меня. Глаза её посерьезнели.
— О, Расс, мне так не хочется лететь домой. Мне так хорошо с тобой!
— Мне тоже, милая. В том и беда этих чертовых отпусков — все они кончаются.
— Только не для тебя. Ты-то останешься здесь… А я вот улечу.
— Ты уже через неделю и думать про меня забудешь. Разве в Стокгольме тебя не ждет твой приятель.
Донна уныло кивнула.
— И ты его любишь?
Она снова кивнула и заулыбалась.
— Значит, ты забудешь меня уже завтра.
Она замотала головой.
— Нет!
— Непременно забудешь. А какой он из себя? Высокий, могучий, красивый швед?
Донна кивнула.
— Вот видишь — что же тебе ещё надо?
— Он — скверный любовник. Ты ему сто очков вперед дашь.
— Неужели? А в чем дело?
— Он — эгоист и свинья. А ты такой нежный… Никогда не спешишь. А Карл… он, как бы это сказать… Словом, у него раз-два и готово. Жуткая скотина.
— Ничего, крошка, ты его обучишь.
— Да, — с сомнением вздохнула Донна. Вдруг её глаза озорно блеснули. Ты мне покажешь ещё разок, ладно? Чтобы я запомнила, что ему рассказать.
— Ты — ведьма, — ласково шепнул я, целуя её мягкие жаркие губы.
Одно мгновение Донна лежала неподвижно, а в следующий миг, ловко поддев ногой мои трусики, она сорвала их с моих щиколоток, перевернулась на спину, порывисто притянула меня к себе и, обвив ногами мою спину, одним неуловимым движением слилась со мной.
Ее зеленые глазищи расширились, как у ребенка, впервые увидевшего рождественскую елку.
— О… Как хорошо! — простонала она, закатывая глаза. — Только не спеши, давай полежим так…
— Ты не забыла, что в четыре часа нам нужно ехать в аэропорт?
Донна игриво хихикнула.
— Хорошо, тогда полежи на мне до без четверти четыре… О-оо!
Мы предавались любви всего минут пятнадцать и добрались только до третьей позиции, когда какая-то сволочь позвонила в дверь. Мы замерли… и прислушались. Я никого не ждал.
— Не обращай внимания, — шепнул я, но в ту же секунду подумал, что это может быть какой-нибудь попавший в беду турист. Я, разумеется, не распространялся своим клиентам о том, где живу — в противном случае они ломились бы ко мне каждые пять минут, — но у портье всех наших отелей мой адрес всегда был под рукой, на всякий случай.
Рука Донны обвила меня за шею и направила мою голову туда, где та покоилась в ту секунду, когда нам помешали.
— Продолжай, пожалуйста…
Очередной звонок прервал её серебристый смех на лету.
— О, дьявольщина, — прошипел я. — Пойду выясню, в чем дело, иначе нас в покое не оставят.
Донна произнесла слово, которое я никогда прежде не слышал; хотя я не знал ни слова по-шведски, её тон не оставлял никаких сомнений в смысле сказанного.
— Терпение, милая, — ободряюще улыбнулся я, целуя её в грудь. — Я мигом вернусь. Не давай моей киске остыть…
Я выпрыгнул из постели, прежде чем Донна успела выцарапать мне глаза, и босиком прошлепал в прихожую. Едва я приблизился вплотную к двери, как проклятый звонок задребезжал снова. Мне невольно показалось, что строители по ошибке установили в моей квартире пожарную сирену. А ведь я уже несколько недель назад решил сменить его. Все, теперь судьба мерзкого трезвонщика решена…
— Кто там? — позвал я.
Молчание.
— Кто там? — завопил я.
— Э-ээ, миштер Тобин?
— Да.
— Это Уильям Рэндалл.
— Кто?
— Уильям Рэндалл… Из "Шан-Виншента".
Рэндалл, старый гороховый стручок, с которым я повстречался сегодня утром в туалете! Какого черта этому хрычу…
— Какого чер… Чем я могу вам помочь, мистер Рэндалл?
— Я, э-ээ… Видите ли, дело ошень деликатное. Можно мне войти?
Что случилось со стариканом? Он как-то странно выговаривал слова.
— Это не совсем удобно, — выкрикнул я. — Я, э-ээ… принимаю ванну.
— Кто деревянный? — переспросил старый глухарь.
— Я сказал — я принимаю ванну! — проорал я.
— Ох, ижвините. Дело в моих вштавных жубах. Я их потерял на песке. То ешть, не я, а моя жена, но мне пришлошь отдать ей швои.
Понятно теперь, почему он так странно говорил. Даже голос исказился.