Меня охватило такое бешенство, что, попадись мне в тот момент под руку автор этой гнусности, я бы, наверно, выпустил ему кишки. Скомкав газету в шарик, я швырнул ее в канаву и поклялся глаз не сводить с Луиса, чтобы не дать ему ознакомиться с этой грязной писаниной. В это время ко мне подошел дон Амадео. Он возвращался с арены с газетой в руках и выглядел ужасно расстроенным.
— Читали, дон Эстебан?
— Да.
Рибальта сжал кулаки.
— Если бы я только мог добраться до того, кто это подстроил! С какой настырностью нас преследует этот подонок… Клянусь Богом, я бы не пожалел нескольких тысяч песет, лишь бы выяснить, кто эта скотина!
— Во всяком случае, дон Амадео, ни слова об этом нашим тореро. Хорошо? Уничтожьте эту пакость. А я сделаю даже невозможное, чтобы Луис и другие ни о чем не узнали.
— Естественно. Во всяком случае все места раскуплены. Так что с финансовой точки зрения удар не сработал, однако не вызывает сомнений, что статья разгорячила публику, и если дон Луис окажется, к несчастью, не на высоте…
— За Луиса можете не беспокоиться.
Дон Амадео долго молча смотрел на меня, потом протянул руку:
— Без вас, дон Эстебан, дело неизбежно закончилось бы катастрофой.
Смутно припоминаю, как я выкручивался, когда Луис и его товарищи стали расспрашивать меня о сообщениях прессы. Во всяком случае, мне удалось отвлечь их от этой темы и сосредоточить внимание на предстоящем бое.
— Тренировки кончились, amigos. С сегодняшнего дня начинается серьезная работа. Не стоит впадать в заблуждение. Животные здесь трудные, но без выкрутасов. Так что вы сможете продемонстрировать все свое умение. Я безгранично верю в каждого из вас. Теперь придется всякий раз добиваться бесспорной победы, иначе не удастся получить такие гонорары, каких вы все заслуживаете. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что вас ждет шумный успех.
Я поднялся в комнату Луиса — пора помогать ему одеваться. На лестнице я столкнулся с Консепсьон, возвращавшейся с прогулки по городу. Я был настолько взвинчен, что заметил ей довольно сердито:
— Я надеялся, что ты позавтракаешь с нами… А ведь тебе прекрасно известно, как Луис любит, чтобы перед боем все собирались вокруг него.
— В это время я не голодна… К тому же тореро не я, а он. И вообще Луис не нуждается в двух кормилицах.
И, показывая мне злополучную газету, она спросила:
— Читал?
— Чудовищно!
— Да, но тут не одно вранье.
Я задохнулся от возмущения.
— Как? Ты… ты можешь…
— Попробуй только сказать, что это не так, Эстебан! Эту статью написал кто-то, хорошо знающий Луиса… почти так же хорошо, как ты…
Я услышал, что Вальдерес поднимается по лестнице.
— У меня нет времени спорить с тобой, но немедленно спрячь эту мерзость… Пусть ни о чем не догадывается хотя бы до конца боя!
Консепсьон взглянула на меня с нескрываемой враждебностью и проскользнула в комнату.
Я шнуровал панталоны Луиса, как вдруг в памяти моей всплыло замечание Консепсьон насчет статьи, и тут только до меня дошло, что она подозревает, не я ли это написал. Потрясение оказалось столь сильным, что его не удалось скрыть от моего друга.
— Что с тобой, Эстебан? — спросил он.
— Пустяки. Старею я, Луис, вот и не могу сдержать волнение.
Луис рассмеялся.