Несмотря на все старания, в тот вечер мне не удалось увидеться с Консепсьон один на один. Она не ушла к себе, как сделала это за завтраком, а осталась с нами и с необычайной для нее жизнерадостностью пила шампанское за успех мужа. У меня сложилось впечатление, что Консепсьон просто избегает моего общества. Ламорильо шепнул мне, что, по его мнению, Валенсийский Чаровник снова стал самим собой, и, если не считать того, что теперь у него не хватает юного пыла с одинаковым блеском уложить за один вечер обоих быков, можно смело утверждать: Луис никогда еще не вел бой так хорошо.
После Памплоны газетам пришлось сменить тон, ибо все критики, присутствовавшие на корриде, с большей или меньшей охотой, но все же вынуждены были согласиться, что Вальдерес остался великолепным матадором и на него стоит посмотреть хотя бы ради уникальной работы с плащом. Лишь самые ожесточенные преследователи «призрака» не сложили оружия, но теперь они ограничивались рассуждениями на тему: «надолго ли хватит». Однако никто уже не клюнул на эту удочку, и организаторы корриды, назначенной в Сантандере в следующее воскресенье, повысили первоначальную сумму гонораров на пятьдесят процентов. Мы провели в Памплоне еще день, а потом сразу же отправились на Кантабрийское побережье — следовало избегать всяких утомительных поездок. По дороге остановились в Витории немного отдохнуть. Короче говоря, мы не слишком напрягались, решив, что вполне заслужили каникулы.
Наконец мне удалось застать Консепсьон в одиночестве. Она отправилась за покупками на плаца де ла Вирген Бланка. Я подождал, пока Консепсьон выйдет из магазина, и преградил ей дорогу.
— Почему ты избегаешь меня в последние два дня, Консепсьон?
— Не понимаю, о чем ты.
Я пошел с ней рядом.
— Видишь ли, Консепсьон, беда в том, что никто не знает тебя лучше, чем я… Можешь врать другим, но только не мне. И мы оба прекрасно понимаем, почему ты не хотела видеться со мной без свидетелей.
— Странные мысли бродят в твоей голове, мой бедный Эстебан!
Я чувствовал, что она напряжена до предела.
— И что же все-таки ты хочешь мне сказать?
— Просто я хотел спросить, как ты могла подсунуть Луису эту газету перед самым выходом на арену… Консепсьон… Зачем ты так поступила? С ума ты, что ли, сошла? Неужто не понимала, что наносишь Луису удар и он может погибнуть или опозориться, что, в определенном смысле, для него равнозначно смерти?
Консепсьон повернулась и с ненавистью посмотрела на меня.
— Дон Эстебан Рохилла — всезнайка! Дон Эстебан — единственный непогрешимый судья! Дон Эстебан — неудавшийся тореро…
— Не тебе бы меня в этом упрекать, — мягко заметил я.
— Оправдание жалкого труса! — хмыкнула она. — Но ты, как Луис: вы оба всегда находите извинение своим слабостям и порокам. Вам необходимо свалить на кого-то ответственность за свои ошибки, а когда не находится подходящего козла отпущения, обвиняете случай или ссылаетесь на невезение! Не так ли вы пытались оправдаться после смерти Пакито? Не так ли заглушали угрызения совести?
Безнадежно. Никакие доводы и доказательства не излечат ее от этой навязчивой мысли.
— Так ты дала мужу газету перед самым боем, чтобы отомстить?
— Бедняга Эстебан… И ты еще говоришь о любви ко мне? Так ты настолько меня любишь, что считаешь преступницей? А я-то воображала, будто любви без уважения не бывает. Или я ошиблась?
— Но тогда почему? Почему?
— Да просто я знаю Луиса лучше, чем ты, уж извини! И гордость у него затмевает все на свете! В отличие от тебя, я понимала, что чтение статьи не парализует, а, наоборот, подхлестнет его. Я дала ему газету и сказала: «Раздави этих мерзавцев, Луис, показав, на что ты способен, и публика сама ответит им вместо тебя!» Ты видел, к чему это привело?
— Тем не менее это было опасно…
— Опасно само ремесло Луиса. Или ты об этом позабыл? А теперь я буду весьма признательна, Эстебан, если ты не станешь впредь разговаривать со мной, по крайней мере наедине. Вся твоя нежность ко мне — сплошной обман, иначе ты бы не позволил себе усомниться…
И она ушла быстрым шагом, а я в полной растерянности застыл посреди дороги, как идиот. Потом, безучастный ко всему, долго бродил по старинным улочкам Витории. У меня вдруг пропал интерес к карьере Луиса. Мне захотелось поскорее вернуться в Триану и, запершись в своей комнате, забыть о настоящем и грезить о прошлом, хотя прошлое это становилось все эфемернее и, быть может, вообще существовало лишь в моем воображении. В отель я вернулся с твердым намерением распрощаться с доном Амадео в конце сезона.