На следующий день похоронная процессия двинулась к месту погребения. За соблюдением строя и правильным движением участников следил распорядитель при помощи своих подручных — ликторов, облачённых в траурный наряд. Вдоль всей процессии шли факельщики с факелами из елового дерева и с восковыми свечами. Во главе же самого шествия двигались музыканты: флейтисты, трубачи и горнисты. После музыкантов следовали плакальщицы, которые так обливались слезами, громко вопили и рвали себе волосы, что мне стало не по себе. Их песни оплакивали умершего и восхваляли его мнимые дела. За плакальщицами шли танцоры и мимы (актёры, исполнявшие театральные сценки). Один из актёров стал в наглую играть роль конченого алкоголика и громко требовал от окружающих вина. Получив от прохожего целый кувшин, он громко воскликнул: «Мало! Мне мало! Я готов выпить море вина!» Дурацкая шутка меня почему-то разозлила, и, я бы точно пнул этого клоуна, если бы не носилка с ложем умершего, которую я нёс как ближайший родственник. За носилкой шли остальные родственники и друзья покойного в траурной чёрной одежде без всяких украшений и знаков своего ранга. И ладно бы, только в чёрной одежде…Мужчины были с покрытой головой, а женщины с распущенными волосами и обнажённой грудью. Все громко выкрикивали имя умершего, а численность самой процессии продолжала увеличиваться из-за толпы зевак.
Процессия направилась не прямо к месту погребения, а завернула на Форум, где остановилась перед рострами (ростральная колона — это отдельно стоящая колонна, украшенная носами кораблей-рострами или их скульптурными изображениями). Покойника на его парадном ложе поставили на помост, а родственники, друзья и просто любопытные расселись на курульных сиденьях. В этот момент я взошёл на трибуну и произнёс традиционную похвальную речь: «Друзья, близкие, присутствующие! Сегодня в скорбный день мы провожаем моего отца Луция Корнеллия в его последний путь. Папа всегда настаивал, чтобы собирать нас всех как можно чаще, видеть нас всех вместе и чтобы в жизни мы всегда держались друг друга. Вот и сегодня, по своему обыкновению, собрал нас всех вместе. Но этот раз — последний, когда он с нами. Папа был удивительным человеком — настоящим бойцом и учил этому нас. Наверное, на качества его личности наложило отпечаток детство, в котором, зачастую, не было элементарных вещей первой необходимости. Он вытащил семью из тяжелейшей нужды, всегда добивался поставленной цели. Был изобретателен и оптимистичен и научил меня в сложных обстоятельствах обращаться за поддержкой именно к этому качеству внутри себя. Оптимизм теперь и меня выручает в непростые дни. За это я ему всегда буду благодарен. Он был отличным, заботливым, чутким и любящим мужем и отцом. Никогда не отказывал мне в помощи. Построил дом, вырастил красивый сад, дал нам с сестрой образование и крышу над головой. Был настоящим хозяином и опорой семьи. С ним всегда было спокойно и надёжно. Хочу сказать, смерть отца — это не только утрата нашей семьи и его близких, но ещё и огромная потеря для Рима. Луций Корнеллий был выдающимся членом жреческой коллегии авгуров. Принятые им решения не раз спасали город и неуклонно вели к росту его могущества. И даже выйдя в отставку, он безвозмездно помогал Риму и простым людям, порой отдавая им последний кусок хлеба. Сегодня мы расстаёмся с по-настоящему великим и необыкновенно скромным человеком. Я всегда буду помнить тебя, навещать и любить, отец. Не хочу говорить тебе „прощай“. Скажу — „до свидания“. Ты всегда будешь присутствовать в нашей жизни в том или ином виде, в наших сердцах и мыслях!»
Тишина…Всегда многолюдный и шумный Форум затих…но вдруг это безмолвие нарушилось безудержным рыданием и плачем. Слёзы лились у всех: стариков, зрелых и даже детей. Народ Рима такой циничный, жестокий и беспощадный, был в то же время невероятно наивен по сравнению с эпохой XXI века. Я смотрел на огромную беснующуюся от горя толпу и вдруг осознал, что в моих силах изменить судьбу целой республики…
После произнесения похвальной речи процессия в том же порядке двинулась дальше за римские стены. Разрешение на похороны в городе практически никому не выдавалось. Было ещё общее кладбище, но оно предназначалось лишь для дошедших до крайности бедняков и рабов. Люди же с достатком приобретали для своих могил места за городом, преимущественно вдоль больших дорог. Тут царило наибольшее оживление, и здесь устраивали семейную усыпальницу.
Костёр для сожжения тела к нашему прибытию был уже готов. По весьма мерзкому, на мой взгляд, обычаю, я отрезал у отца палец и закопал эту часть тела. После медленно подошёл к костру и зажёг его, отвернув своё лицо, установленное ложе с покойником.