Олег мечтал о красивом и недосягаемом искусстве. И вот в один из осенних дней он пришел в училище. «А это Олег Попов!»— представили его в классе знакомые ребята.
Педагог по акробатике Серафима Иосифовна Сосина не раз обращала внимание на мальчика с длинными льняными волосами, скромно сидящего позади всех учеников. Он почти ежедневно просиживал на ее уроках, не проронив ни слова. Сама в прошлом артистка, Серафима Иосифовна знала силу циркового успеха, его власть над юной душой. Поэтому она не мешала Олегу посещать ее занятия. Но однажды, заглянув на переменке в открытую дверь класса, Сосина увидела, что скромный гость отрабатывал вместе с ребятами упражнения, которые она показывала на предыдущем уроке, и делал это ничуть не хуже других. Свое открытие Серафима Иосифовна не оставила без последствий. Она сама проверила возможности Олега и осталась им довольна. Вскоре четырнадцатилетний парнишка стал полноправным учеником детской группы училища.
В программе детской группы обычные школьные предметы шестого класса сочетались с каждодневной физической тренировкой. Здесь еще не было специализации, то есть обучения ребят определенным цирковым жанрам. Все это приходило много позже и не всегда давалось легко. Неожиданно проявившиеся способности, желание, а иной раз случай служили тем отправным пунктом, с которого начинался новый путь ученика. Два года шел Олег по проторенной дороге обычной программы училища, а в 1947 году случай повернул его на новый, только его, Олегов, путь.
Летом детская группа училища проводила месяц в лагере под Москвой. В густом лесу у станции Фирсановка ученики готовились к' физкультурному параду на Красной площади. Это была гимнастика, которая мало привлекала Попова, а ежедневные тренировки даже начинали ему надоедать. Он скучал по цирку, по акробатике. Впрочем, скучал не он один. Однажды между тренировками товарищ Олега, натянув между двумя стойками проволоку, довольно свободно сделал по ней несколько шагов. В трюке было столько легкости, свободы и притягательности, что Олег немедленно взобрался на проволоку. Ре-
зультат был плачевный — он упал в первую же секунду, повторил попытку и снова упал под громкий смех ребят.
И тут впервые обнаружилось качество Попова, которое с тех пор всегда отличало его в работе,— настойчивость. На следующий день, уйдя один в лес, он натянул между деревьями веревку и попытался снова «освоить* ее. Нечего и говорить, все попытки были неудачными, но благодаря им Олег понял, как трудно создать цирковой номер, какое нужно упорство, чтобы освоить самый простой трюк. И он продолжал свои тайные тренировки в лесу. Сначала он добился того, что держал равновесие на проволоке, потом сделал первый шаг, первое свободное движение. Разумеется, Попов показал свои достижения ребятам, но не из желания похвастать. Он был увлечен, он «заразился» проволокой. Тонкая, качающаяся, она привлекала его многими интересными комбинациями, которые Олег уже успел понять.
Вернувшись в Москву, он показал свои первые эквилибристические достижения педагогам училища; внимательнее всех к ним отнесся Сергей Дмитриевич Морозов.
В прошлом акробат и воздушный гимнаст, Морозов внес в свою новую профессию педагога всю энергию и волю этого нелегкого жанра. Он рассматривал работу в училище не как покойную и бесстрастную, как отдых после трудной работы в цирке. Нет. Свою страсть Сергей Дмитриевич отдавал воспитанию будущих артистов с не меньшей силой, чем выступлениям на манеже цирка. Нельзя сказать, что Морозов был только практик. Характерной особенностью его преподавательской работы было тщательное планирование и обдумывание нового трюка, оценка возможностей гимнаста. «Без фантазии ничего не сделаешь!» — часто повторял он и тратил часы на объяснение ученику всех деталей, даже если на исполнение трюка нужны были минуты или секунды. Сергей Дмитриевич стремился создавать номера оригинальные, в которых органично проявились бы природные возможности будущего артиста.
Увидев на проволоке Попова, Морозов обратил внимание не только на его умение свободно держаться в неустойчивом положении, он увидел, кроме того, игру артиста, который, может быть, еще не совсем умело, но уже
создавал какой-то образ человека, переживающего свое необычное положение. Олег исполнял упражнения с юмором. Его пластичные и в то же время неуклюжие движения вызывали улыбку. Вот эту-то двойную способность — вызывать восхищение чистым эквилибром и одновременно смех комической игрой — сразу заметил и оценил Сергей Дмитриевич Морозов. Он предложил Попову готовить свой индивидуальный номер. Соединив оба замеченные им качества, Морозов назвал этот номер: «Комический эквилибр на свободной проволоке».
На подготовку его ушел год. Но не будет преувеличением сказать, что за этот год было пройдено два. Морозов энергично «ставил» своего ученика. Каждый день отрабатывались движения и трюки. Морозов редко хвалил. Но если он переходил к разучиванию нового трюка или упражнения, Олег знал — учитель им доволен. Нередко бывали моменты, когда неутомимый Сергей Дмитриевич останавливал ученика, говоря: «Хватит. Теперь давай посидим, подумаем».
Во время таких перерывов они оценивали сделанное, сравнивали его с достижениями других артистов. Морозов вспоминал случаи из своей практики, рассказывал об удачах и неудачах на манеже, свидетелем которых он был. И опыт помогал найти новое. Впоследствии, вспоминая занятия с Морозовым, Олег говорил: «У нас был полный контакт!» Учитель понимал не только возможности, но и душевный склад своего ученика. Морозов был требовательный педагог. Не было случая, чтобы он отложил намеченные занятия. Как-то раз Олег забыл принести тренировочные брюки, и Морозов тут же отдал ему свои.
В 1949 году номер был подготовлен. Его одобрил директор училища В. А. Жанто, присутствовавший на последних занятиях. Летом этого же года Попов предстал перед членами экзаменационной комиссии. Педагоги и режиссеры Главного управления цирками увидели хорошего, профессионального эквилибриста на проволоке. Но в этом молодом, большеглазом и длинноволосом парне заметно было и второе его лицо — лицо веселого комика, ловкача и задиры. Кто же он? — спрашивали себя многие из них. Клоун? Нет. Слишком естественным был его облик, лишены шаржированных черт движения. Но откуда
же тогда этот жизнерадостный комизм? Он не поддавался определению с точки зрения старой цирковой азбуки. И члены комиссии приняли номер, квалифицируя Попова как «эквилибриста на свободной проволоке». Старинный жанр, старинное название. Все стояло на своих местах... Один Морозов знал возможности своего ученика и, расставаясь с Олегом, говорил ему:
— Твоя база — проволока. Она — твой первый комический номер. Комический,— подчеркнул он. — А там...
Сергей Дмитриевич считал, что выбор Поповым еще не сделан, что его питомец стоит в начале пути.
Тбилиси — первый город в жизни профессионального артиста цирка Олега Попова. Впервые видит публика его комические упражнения на проволоке, впервые слышит он аплодисменты большого зрительного зала. Директор цирка Ладо Кавсадзе, папа Ладо, как его называют за отеческую заботу и внимание к молодежи, помогает Попову преодолеть робость и смущение. В этой атмосфере молодой артист сразу оттаивает душой. Его номер сверкает юмором; Попов улыбается, радуется, смеется, и эти черты становятся особенностью его сценического облика. Творческая атмосфера Тбилисского цирка, близкая по духу училищу, помогает Попову войти в русло настоящей цирковой работы. Из вечера в вечер выходит он на манеж.
Два месяца спустя папа Ладо получает из Москвы телеграмму, в которой Попову предлагают принять участие в смотре молодежных цирковых номеров.
На этом смотре Олег был награжден почетной грамотой и получил предложение остаться до конца сезона в Московском цирке ассистентом знаменитого клоуна Карандаша. Такое предложение, совершенно неожиданное для молодого артиста, говорило о том, что комическая сторона его номера за время работы в Тбилиси усилилась. Комические элементы преобладали теперь над эквилибристическими трюками, подчиняли их себе. По существу, артист исполнял уже сюжетную комедийную сценку, в которой образ создавался эксцентрическими средствами.