То есть поводов для гордости у меня было хоть отбавляй. Впрочем, дома их много у кого хватало. Любаша получила у себя в институте сразу два «автомата», а в этом была огромная заслуга и Ники с Викой, так что я старушек наградила специально изготовленными на «придворном заводе» медалями «За воспитание и обучение подрастающего поколения». Машка выдающихся успехов пока не показала, но под руководством Сережи изучила его «конструкторский» язык программирования и получила – сугубо в «производственных целях» личную «графическую станцию». То есть это была станция все же Сережина, но он разрешил племяннице ей пользоваться когда угодно: ему машин и на работе хватало. А Оля (маленькая, потому что сестра-бабуля и мама тоже на Новый год к нам в гости приехали) успела получить как раз перед Новым годом звание «Ударник коммунистического труда» от треста «Мосшвея»: она разработала и передала в трест четыре новых модели женских кофточек. Довольно симпатично выглядевших, хотя для пошива нужно было сделать на пять швов больше, чем для «традиционных» моделей. Но зато ткань при раскрое использовалась почти на девяносто пять процентов, что более чем на десять процентов увеличило выпуск готовой продукции!
Ну да, выкройки она считала как раз на Сережиной графической станции с использованием программ, как раз реализующих метод Канторовича по максимизации линейной системы уравнения с многими переменными – но чтобы детали выкройки начать располагать, нужно их сначала придумать, а это Оля-маленькая и проделала. Ну а в трест ее выкройки я, конечно, отнесла, ведь это было самыми что ни на есть «передовыми технологиями» и полностью соответствовало профилю Комитета. Конечно, Оля работницей Комитета все же не была, то это даже было лучше, лично для Оли лучше…
Оля большая (то есть сестра-бабуля) в шестьдесят третьем тоже разжилась орденом, за хорошее руководство Благовещенским филиалом Уфимской фармфабрики. За очень хорошее руководство: филиал выполнил план по производству «сложных лекарственных препаратов» примерно на восемьсот процентов. Правда, для достижения таких результатов нужно было и немало нового оборудования изготовить, и я сестренке в этом помогла. То есть оборудование делалось на «придворном заводе», а его проектирование и разработку всей нужной автоматики провели парни из сто шестидесятого института во Фрязино, причем когда я к ним привела Олю и сказала, что это нужно для советской фармакопеи, они с Комитета даже не стали «вымогать» очередных плюшек в виде постройки чего-то институту или городу нужного, так что мое участие свелось к тому, что я фрязинцам выписала «проездные» на самолеты «Местных авиалиний» до Благовещенска. Имела право, ведь авиакомпанию так из под формального подчинения Комитету и не вывели…
Мама, которая нас в Москве посетила впервые, долго охала по поводу размера нашей квартиры, причем в основном сокрушалась по поводу того, что «сколько же здесь убираться-то надо». Однако это было единственной ее «претензией», а все остальное ей понравилось. И нам всем очень понравился такой семейный Новый год. А первого января, в среду, был общесоюзный выходной, и поэтому на работу можно было не к девяти бежать, а только к десяти… Но бежать пришлось: это у обычных людей выходной – это когда они не работают, а вот у руководителей все было несколько иначе – и уже в половине одиннадцатого мне позвонил Николай Семенович:
– Светик, поговорить нужно, ты через полчаса на работу придти успеешь?
– Николай Семенович, что у нас такого случилось, что до завтра подождать не может? Или вы просто за работой забыли, что Новый год наступил?