Тридцать первого января я приготовилась «вернуть дела товарищу Патоличеву», специально торт даже заказала, которым хотела отметить «торжественный вынос моего тела из начальственного кабинета». Но утром, еще в самом начале восьмого, Николай Семенович мне позвонил:
– Светик, тут такое дело… в общем, врачи пока Николая Александровича на работу не выпускают, так что ты посиди еще в моем кабинете некоторое время.
– Некоторое – это сколько?
– Это, думаю, до конца марта. Даже если Николай Александрович раньше на работу выйдет, я тогда в отпуск уйду, все же лет пять в отпуске побывать не получалось. А ты, я глажу, работу тянешь неплохо… мне на тебя уже столько жалоб пришло, аж душа радуется! И вот еще что: ты ко мне к девяти заскочи, нужно будет парочку вопросов лично обсудить, договорились?
Ну, что с работы меня снимать (и не работы заместителем, а с должности Председателя Комитета) Николай Семенович не собирается, уже радовало. А еще два месяца на позиции Первого зама – это сколько же еще я наворотить успею! А разговор с Николаем Семеновичем получился коротким:
– Светик, я вот что думаю: ты уже девочка большая стала, из комсомола по возрасту уже выходишь. Не пора ли тебе в партию вступить?
– нет, у меня с партией есть серьезные идеологические разногласия.
– Это какие такие разногласия?!
– Такие: партия хочет с меня денежек слупить в виде партвзносов, в мне семью кормить надо, денежек этих мне жалко.
– Ага, как заводы за свой счет строит – ей не жалко, а взносы платить… а я тебе спецнадбавку к зарплате устрою.
– Ткем более жалко будет: надбавка вроде и есть, в денежек все равно нет. А так как семья моя постоянно в численности растет… Не хочу.
– Ладно, я тебе предложил, мнение твое выслушал. И считаю его глупостью несусветной – но, как я уже сказал, ты сама девочка большая и решать тебе. По работе твоей у меня особых замечаний нет, постановление о снятии Славского я утром уже подписал, теперь министром будет товарищ Первухин, и, надеюсь, с ним ты все же поладишь. А в понедельник у тебя встреча с Пантелеймоном Кондратьевичем, так что позавтракай поплотнее и оденься в начальственную одежду. И ты это, хоть с ним-то не ругайся, ладно?
К разговору с товарищем Пономаренко я, как выяснилось, была совершенно не готова. Потому что думала, что он начнет разбирать мои «сырые» постановления или еще какие-то проуколы в работе найдет: я точно знала, что он кое-какие затеи, реализуемые в Комитете, не приветсвует. Или, чего я опасалась больше всего, начнет эксперименты с ЭКО критиковать: противников этого, насколько я знала, было немало. Однако разговор пошел вообще у другом:
– Светлана Владимировна, я… я вот о чем спросить вас давно хотел. Павел Анатольевич говорил, что вам, в ваши шестнадцать лет, Иосиф Виссарионович поручил самостоятельно выбрать, какую операцию по… в общем, как строй наш защищать? Он не выдумал?
– Это не стул.